Читаем И вохровцы и зэки полностью

И вохровцы и зэки

Юрий Аркадьевич Карабчиевский , Юрий Карабчиевский

ПрофессионаламПо разным каналамТо много, то мало —На банковский счет.А наши ребятаЗа ту ж е зарплатуУже троекратноВыходят вперед!За ту же, значит, зарплату.

Если вы скажете, что это шутка, то я скажу, что в ней ровно столько же юмора, сколько в песне «Широка страна моя родная» или в «Марше энтузиастов». Тоже ведь по-своему смешные произведения…

А ведь можно о профессионалах и по-другому, чуть-чуть менее идиллически. То есть даже не менее, а точно так же и почти в таких же точно словах, и различие-то всего лишь в том, что произносит их не взволнованный автор, а взволнованный персонаж.

«И снова, дорогие товарищи телезрители, дорогие наши болельщики, вы видите на ваших экранах, как вступают в единоборство центральный нападающий английской сборной, профессионал из клуба „Стар“ Боби Лейтон — и наш замечательный мастер кожаного мяча. аспирант педагогического института Владимир Лялин, Володя Лялин, капитан и любимец нашей сборной…»

И сразу, без перерыва и перехода, вступает в действие сам герой, аспирант за ту же зарплату:

А он мне все по яйцам целится,Этот Боби, сука рыжая.А он у них за то и ценится,Мистер-шмистер, ставка высшая.Я ему по-русски, рыжему:— Как ни целься, выше, ниже ли,Ты ударишь — я, бля, выживу.Я ударю — ты, бля, выживи!

Это, может быть, лучшее произведение Галича. Вещь на удивление многоплановая и живая, не песня — целая пьеса (дорвался-таки драматург!), и все действующие лица как на ладони. И наш тактический-стратегический аспирант, и ихний коварный-продажный мистер, и наш объективный, хотя и увлекающийся комментатор, и ихний переменчивый французский судья. И конечно, к нашим услугам мораль, то самое вожделенное обобщение, к которому мы тяготеем с детства:

Да, игрушку мы просерили,Прозюзюкали, прозяпали.Хорошо бы, бля, на Севере.А ведь это ж, бля, на Западе!Ну, пойдет теперь мурыжево:Федерация, хренация…Как, мол, ты не сделал рыжего —Где ж твоя квалификация?Вас, засранцев, опекаешь и растишь,А вы, суки, нам мараете престиж!Ты ж советский, ты же чистый, как кристалл!Начал делать — так уж делай, чтоб не встал!Духу вашему спортивномуЦвесть везде!Я скажу им по-партийному:— Будет сде!..<p>6</p>

Быть может, это покажется странным, но если бы изо всех возможных примеров, демонстрирующих мастерство Галича, мне предложили привести один, я бы выбрал вот такой куплетик:

И не где-нибудь в Бразилии маде,А написано ж внизу на наклейке,Что мол маде в СССР, в маринаде,В Ленинграде, рупь четыре копейки.

Казалось бы, ну хорошо, ну остроумно, но что тут такого особенного? А я убежден, что такая перестановка: неожиданное и живое «в СССР, в маринаде», вместо ожидаемого и линейного «в СССР, в Ленинграде» — доступна только настоящему мастеру.

И конечно же, всей атрибутикой стиха Галич владеет виртуозно. Но только у него эта современная техника используется не как поэтическое средство (да она и никогда не поэтическое средство), а скорей как комедийно-драматургическое. Как в сюжете его песен сталкиваются обстоятельства, так и в строчке сталкиваются слова и звуки, подчеркивая ее пародийный смысл.

Малосольный огурецКум жевал внимательно.Скажет слово — и поест.Морда вся в апатии.«Был, — сказал он, — говна, съездСлавной нашей партии.Про Китай и про ЛаосГоворились прения,Но особо встал вопросПро Отца и Гения».Кум докушал огурецИ закончил с мукою:«Оказался наш отецНе отцом, а сукою…»Полный, братцы, ататуй,Панихида с танцами!И приказано статуйЗа ночь снять на станции.

(Курсив мой. — Ю. К.)

Перейти на страницу: