И восходит луна (СИ)

- Мы с тобой едем за город, парень. Ты рад? Я думаю, тебе надо развеяться. Ты все учишься и учишься, малыш, а тебе нужно отдыхать.

- Да, папа.

Некоторое время они ехали молча, шумела дорога, почти не фиксируемая камерой. А потом Кайстофер спросил:

- Зачем ты делаешь все это со мной?

- Что? Везу тебя за город? Я хочу, чтобы ты отдохнул!

- Нет. По ночам, папа, когда полнолуние. Зачем ты меня мучаешь?

Ионатан поцокал языком.

- Опять начинается, Кайстофер? Я тебя не мучаю.

- Но ты мучаешь меня.

- Ты все выдумываешь. Милый, разве тебе не хватает внимания? Я хочу только, чтобы ты был счастливым. Ты мой любимый сын, я сделаю для тебя все. Все, что захочешь.

Ионатан протянул к нему руку, но Кайстофер сказал очень резко:

- Не трогай меня, пожалуйста.

И когда Ионатан отдернул руку, Кайстофер сказал:

- Спасибо.

Надпись "Ночь" стала привычной, Грайс уже ожидала ее увидеть. Кайстофер, на этот раз одетый совершенно обычным образом, зато окровавленный - его рубашка казалась полностью красной, крушил комнату.

- Чего ты хочешь? - спрашивал Ионатан с интересом. Кайстофер разбивал фарфор, топтал игрушки, пачкал кровью простыню, срывая ее с кровати. Он кричал, громко, бессловесно.

- Чего ты хочешь? - снова спросил Ионатан.

- Заткнись! - крикнул Кайстофер. - Не хочу с тобой разговаривать.

Он топтал осколки чашечек и вдруг засмеялся.

- Раз я все это выдумал, - он взял в ладонь горсть осколков и швырнул в Ионатана. - То я все могу здесь! Это мое воображение! Мой мир!

- Что ты такое? - спросил Ионатан тем же тоном, которым задавал предыдущие вопросы.

- Все! - закричал Кайстофер. Люстра над ним взорвалась дождем из осколков, но свет не исчез.

- Хорошо, мальчик. Теперь я доволен тобой. Так чего ты хочешь?

- Я хочу играть.

И Ионатан передал ему в руки нож.

На этом запись закончилась - никаких завершающих пояснений - диск просто перестал воспроизводиться. Грайс погрузилась в окровавленную воду полностью, чтобы смыть слезы. Она пробыла под водой минут пятнадцать, чувствуя боль в легких, разрывающихся от вдыхаемой ей воды.

Кайстофер не заслуживал подобного. Никто не заслуживал. Грайс стало стыдно - она хотела умереть из-за вещей куда менее чудовищных. Вынырнув, Грайс осторожно вытащила из дисковода диск, положила на столик у раковины, проверила соединение ноутбука с зарядкой, а потом небрежным движением столкнула его в воду.

Что было дальше Грайс помнила только очень формально - невыносимая боль, дрожь во всем теле, а еще, кажется, она откусила себе язык, по крайней мере, когда Грайс с трудом выбралась из ванной, она увидела плавающий в воде кончик ее языка. Во рту все было в порядке.

- Я непобедима! - засмеялась Грайс. А потом вспомнила, что не переписала все важные данные (иными словами книги по фармацевтике и фэнтезийные романы) на флешку. Мысль о потере своей библиотеки задела ее больше, чем боль от электричества. Эскапизм обуславливал ее ценности значительнее, нежели инстинкт самосохранения.

Первым делом Грайс вернула диск на место и спрятала ключ.

Потом некоторое время стояла посреди окровавленной комнаты, понимая, что уборка ей предстоит долгая. И даже одеть было нечего - она должна была помыться во второй раз, чтобы не испачкать халат.

Грайс стояла совершенно обнаженная посреди их аккуратной комнаты, где взгляд то и дело натыкался теперь на мерзкие, алые пятна. Нужно было озаботиться полиэтиленом, емкостью для крови и вообще быть аккуратной, но Грайс не хотелось. Она чувствовала себя такой сильной, она только что совершила все свои фантазии о самоубийствах и чувствовала себя прекрасно. Грайс раскинула руки и принялась кружиться на месте, оставляя на полу капли воды. В этот момент дверь открылась, Грайс взвизгнула:

- Я не одета!

Она схватила с кровати одело, замоталась в него, как культистка в свой балахон.

На пороге стояли Маделин и Лаис. Лаис присвистнул, причем очень громко, так что Грайс захотелось зажать уши. Во рту у него был какой-то белый, похожий на мел кружочек.

- О, - сказала Маделин. - Не обращай внимания, он целый день так будет. Заказал себе какие-то япойнские конфетки-свистульки.

- Это круто! А еще я могу собрать себе бургер из порошка! Но он будет мармеладный.

- Идиот!

Они вели себя так, будто у Грайс не было причины чувствовать себя неловко.

- Мы хотели тебя поздравить, - сказала Маделин. - Но ты, судя по всему, не очень рада.

Она выразительно оглядела стену, где оставались пятна крови и мозгов Грайс.

- Нет, - сказала Грайс. - Я очень-очень рада.

Для убедительности она улыбнулась. Лаис покрутил пальцем у виска.

- Но мне надо убраться.

- Разумеется. Хочешь мы...

- Поможете?

- Нет, останемся тут и поболтаем с тобой.

- Это не сарказм, я правильно понимаю?

- Правильно.

Грайс засмеялась и ушла в ванную. Вытащив из нее безнадежно испорченный ноутбук, она поняла, что чувствует себя потрясающе. Все было понарошку, а оттого - освобождающе. В этом не было великой ошибки, как если бы Грайс и вправду попробовала бы что-нибудь из своих фантазий, даже если бы Грайс выжила после этого, ее жизнь изменилась бы непоправимо.

А сейчас все было игрой.