И восходит луна

— Вижу, вам хочется поболтать, — сказала Лайзбет. — Тогда я вас оставлю.

— Спасибо, — сказала Грайс. А Маделин засмеялась:

— Прекрати, ты же не настолько хорошая девочка, да?

— Есть вечные ценности, такие как вежливость, — убежденно сказала Грайс.

— Только не забывайте, девочки, вы в плену, а не в баре.

— Забыть будет сложно — здесь же не наливают, — сказала Маделин. Но как только они остались одни, голос ее изменился.

— Ты в порядке? — спросила она.

— В относительном. А ты?

Маделин помолчала, судя по звукам, она поерзала на кушетке.

— Могло быть и лучше, — постановила она. — Я ожидала, что меня принесут в жертву в лесу или что-то вроде того. Очень неосмотрительно с моей стороны, правда?

Маделин засмеялась, голос у нее был звонкий, красивый, даже сейчас. Она не была расстроена. Грайс не боялась — у нее было еще много времени, но почему не боялась Маделин?

— О, да прекрати, я даже не вижу твоего лица, этот вопрос просто витает в воздухе. Потому что худшее, что может со мной случиться — я умру. Зато посмотрю на хваленый Бримстоун. Изнутри.

Грайс вздохнула. Маделин была совершенно чокнутой. А потом Грайс вспомнила собственный ажиотаж — да ей хотелось здесь оказаться. Никогда в своей жизни она не была так близка к чему-то настолько чудовищному, опасному и при этом человеческому. Она никогда прежде не видела безумцев, которые пошли против богов. Бримстоун, без сомнения, событие века. Сама история обращала течение свое в иное русло, и Грайс плыла по этим непослушным волнам.

— Так что будем делать? — спросила Маделин. — У тебя наверняка есть план, ты же была отличницей в школе или вроде того.

— Я думала, это ты — адреналиновая наркоманка, и умеешь выбираться из любых ситуаций.

— Разве не ты заколола себя как римский патриций у нас дома? Бессмертная Грайси решает, что нам делать.

— Ты сама привязалась, я вообще хотела идти одна!

— И что бы ты сейчас делала — одна?

— Примерно то же самое, только без упреков!

Грайс и не заметила, как разозлилась, как обе они разозлились.

Она замолчала. Лучшим выходом, без сомнения, было втереться в доверие Лайзбет, уговорить ее отстегнуть ремни, а потом броситься на нее. Грайс была прочнее, она без сомнения победила бы, вырубила бы ее. Затем можно было бы взять нож или скальпель, освободить Маделин, а вот что делать потом Грайс не знала.

Однако любое действие требовало изначального условия — благоволения Лайзбет. Грайс отчего-то очень сомневалась в ее милосердии. Она сказала:

— Я не надумала ничего, кроме как быть милой. Твои планы?

— Думаю, комната прослушивается, поэтому умолчу.

Грайс казалось, что Маделин рада. Не так, как был бы рад Ноар, а совсем по-иному, по-мазохистки рада. Грайс почувствовала раздражение. Маделин могла сидеть сейчас дома и пить, как она и предпочитает проводить время, но вместо этого она задевает Грайс, которая, как квази-богиня, еще и должна пытаться спасти их.

— Я на тебя немного обижена, — сообщила Грайс.

— О, правда? В таком случае не переживай, я скоро умру.

Но ведь не могла же она и в самом деле поддаться просто так, безо всякого умысла. Грайс ощущала глухое, злобное ворчание внутри оттого, что Маделин не хотела говорить, почему она здесь. Впрочем, если Маделин считала, что комната прослушивается, вряд ли умно было бы откровенничать. Но вела она себя глупо, развязно и совершенно безрассудно. Наконец, Грайс поняла, что именно вызвало в ней такую обиду — она переживала за Маделин, Маделин добровольно заставила Грайс переживать за нее. Время проходило в молчании, и, наконец, Грайс прошептала:

— Прости меня. Я не хотела тебя обидеть.

— Да мне плевать, — сказала Маделин. — Не мешай, я пытаюсь помедитировать.

— Что?!

— Это снижает тревожность.

— Да что ты несешь, Маделин?

— Помолчи, милая.

И Грайс замолчала, послушавшись сладости ее голоса. Что-то внутри нее кипело, и ей казалось, будто сейчас оно взорвется, с отвратительным треском разорвав ее наполненное кровью сердце. А потом Грайс снова испытала это ощущение, чудовищное ощущение. Она и без того была обездвижена, но в секунду пропала малейшая возможность пошевелиться, ощущение беспомощности нахлынуло на Грайс, затопило ее и заставило задержать дыхание.

Во рту чувствовался привкус крови.

— Эй, девочки, вашей главной надежде очень плохо! Сейчас она может умереть! — крикнула Маделин. Грайс не знала, могла ли она умереть сейчас — обычно женщины умирали на больших сроках, полностью истощенные, но Лайзбет появилась рядом тут же, будто выросла из-под земли.

— Все в порядке. Сейчас мы вколем тебе миорелаксант.

— А мне? Мне необходимо расслабиться!

— Заткнись, шлюха!

— Ты начинаешь меня заводить.

Грайс не почувствовала укола. Секунд через тридцать она услышала, как Лайзбет дает пощечину Маделин.

— Скоро мы начнем. А потом я перережу твою глотку с большой радостью, — прошептала Лайзбет.