Стали искать. Дублёры случались, конечно, но какие-то дикие. Один похож, но пугливый, сказал: «Не лягу, и всё! У меня на нервной почве скапливаются газы, а выходят с шумом». У другого Ленина оказалось росту метр девяносто восемь, впопыхах не придали значения. Обратили внимание, лишь когда везли в Москву, а пассажиры ругались, спотыкаясь об торчащие из купе две огромные ноги 47-го размера в украинских чунях! Бомжа в Ярославле отловили – вылитый Ленин, но так и не отмыли. Он сквозь толстый слой щёлочи и мыла так вонял дохлой рыбой, что опытные сотрудницы приводили знакомых срывать беременность, – тогда каждый зарабатывал как мог. И так далее. А сверху меж тем интересуются: когда смотреть?! Наконец, звонят из Новгорода: тут шлифовщик Семёнов всем вам подходит, только лысина плюгавая. Ничего, подбрили, положили в гроб. Похож! Ура, товарищи, спасибо всем! Но этот Семёнов подсунул большую свинью. Дело было в пятницу к вечеру, смотрины для начальства новому Ленину решили сделать в понедельник. Разъехались. Семёнов бесстрашно обжился в помещении, потом заскучал без табака, пошёл за привычными приключениями и заплутал в кремлёвских катакомбах. Кинулись утром в понедельник: гроб есть, знамёна на месте – Семёнова нет! Давай спрашивать опытных, где его тут можно искать? Опытные сказали, нигде! рассказав неопытным рассказ о том, как когда ремонтировали Мавзолей, инженер вот так пошёл вниз и вернулся только через 11 лет, женатый на гречке, в смысле гречанке. А как он пересёк столько границ под землёй, не знали и сами опытные.
А время меж тем подпирало, уже погоны начали трещать на ответственных плечах, когда один майор вспомнил про Алика. Алик, конечно, для начала покобенился, но его быстро урезонили; в той организации и не таких урезонивали – навык сохранился. Короче, положили его на место, укрыли кумачом. Открыл Алик глаз, видит, на него уставились люди в белых халатах, открыл второй – смотрят люди в громадных фуражках. Закрыл оба, слышит, ему велят не дышать, сколько может. Замерили. Спросили у Главного по встречам: «Уложитесь с прощанием?» «Уложимся, – сказал Главный, с любовью глядя на лежачего Алика, – только он у вас сильно красивый! Вот если бы его как-то не то, что придушить, а как-то временно…» Тут Главный пошевелил пальцами, как бы показывая степень Аликовой нейтрализации: не совсем, конечно, но и тем не менее!.. Глядя на его пальцы, Алик сильно пожалел, что не похож на тётю Броху, свою тощую и сволочную гроссмутер, но ему подмазали белым нос и брови и снова велели не дышать. «Другое дело, – сказал Главный и резюмировал: – Этот даже лучше, только стерегите». А чего лучше, Алик так и не понял, отходя от испуга и обживаясь в саркофаге, как царевна-лебедь в хрустальном гробу с лысиной.
Глава 5
Но вернёмся к пирующим Полещуку и Туркене.
При виде ожившего Ленина, уже отчасти свесившего ногу из гроба, как ветхозаветный Вий, они, конечно, тут же ослабли духом, то есть чуть не наложили в военные штаны. От позора и разрыва внутренностей их спасли близкий дембель, молодой организм и мамина настойка. А креститься их в полку не учили. Минут через пять они сидели вокруг закуски уже втроём, освободив вождю старшее место. Когда Алик раскрыл, что он не настоящий Ленин, а подложный, Полещук с Туркеней недоверчиво повеселели. Окончательно они ожили, когда Алик дал себя ощупать, а сам рассказал анекдот про Ленина и козла в Разливе. Но всё равно молодой Туркеня упорно называл его «товарищ Ленин», а Полещук время от времени толкал Алика в грудь и нелогично кричал: «Ну как живой!» Пока Алик после очередного толчка не свалился с бордюра, задрав кверху короткие ноги.
Ржали. Алик громче всех.