«И вот вам результат…»

Я смотрю, а возле Ведущей уже появился то ли её начальник, то ли босс. Шура его тоже замечает, и давай отрабатывать деньги:

– И тут, ребята, на помощь учёным бросился академик Алексей, лауреат Пулитцеровской премии, член Нидерландского общества стоматологов-реаниматологов, Гарвардского института ночной гигиены имени реакции Вассермана и прочая, дети, и прочая, и прочая! Вот тут и произошло чудо: на стыке дантизма и педикулёза родилась новая чудо-паста… чудо-паста… Лёша, покажи хоть раз ненавязчиво пасту, скотина!..

Я ненавязчиво показываю пасту боссу. У того брови взобрались на лысину, там и остались. Шура ненавязчиво показывает ему на меня и заканчивает:

– Надеюсь, друзья, после нашей передачи все умные девочки и мальчики выбросят обычную зубную пасту к чертям собачьим, а их родители под действием авторитета академика Алексея, Президента Всемирной организации защиты ребёнка от счастливого детства, члена Королевского клуба воспитания пингвинов, постоянного участника передачи «Анонимные алкоголики за мир» и прочая, и прочая, и прочая…

Шура заканчивает свою симфонию. Я делаю глубокий вдох, чтобы сказать ему, наконец, святую правду, если спросит, и забываю выдохнуть: прямо на меня идёт Маргарита Ивановна с вытянутым перстом и словами гоголевского Вия:

– Вот он!!

Оказывается, в соседней студии снимали популярную передачу «Моя свинья», то есть «семья». А её пригласили туда в качестве консультанта-эксперта по перевоспитанию трудных зятьёв.

Вот, дети, лишний раз убеждаешься: дрянь это телевидение! Лучше и не включайте!

Женщина и «Жигули»

«Что есть слава? – спрашивал, бывало, мудрец, прислонясь к дувалу. И сам же себе отвечал: – Слава есть яркая заплата на ветхом рубище певца! Хорошо сказал, – думал мудрец, взваливая хворост на плечи терпеливого ослика, – надо будет записать».

Взваливал и – забывал.

С тех пор мало что изменилось, разве что «заплата» сменилась «зарплатой». Но в основном слава осталась той же: изменчивой, коварной, с короткой памятью – одним словом, женщина.

Автору рассказывал один неплохой столичный артист. Как-то они приехали на гастроли в некоторый город. Не очень большой, но и не очень маленький. В общем – провинциальный. И вот вышел он, такой столичный и такой кое-где промелькнувший на экранах, – вышел днём пройтись по местной штрассе. Людей посмотреть – себя показать. Иду, говорит, солнце светит, витрины показывают, автобус поднимает провинциальную пыль, но чувствую – узнают! Взгляды так и бросают. Девушки глаза отводят! Специально в универмаг зашёл – глянут и отводят! А которые нет – те делают вид! Думаю, ах вы, милые мои! Провинциалушки дорогие! Взор она потупляет! Да, говорю себе, это тебе не столица, где нас – звёзд – хоть вилами с кучи на кучу перебрасывай. Здесь каждая на учёте и в почёте.

Вернулся в гостиницу, культурный, взволнованный. Навстречу Илюха, наш завпост. Говорю: «А ничего себе городок, можно работать!» Илюха говорит: «Да, городок хорош, но ты всё равно ширинку-то застегни!»

Вот тебе и яркая заплата!

У автора тоже была минута славы. И была она самой настоящей. Поэтому автору так и кортит про это доложить.

Было это давно.

В стране только-только начиналось будущее великое скотство, именуемое «перестройка». Нормальная жизнь стремительно катилась к финишу, перепуганный народ бежал кто куда. Увидев такое дело, организаторы и режиссёры этого цирка сказали: «Пора!» – и выдвинули проверенный лозунг «Хлеба и зрелищ!». Однако вскоре хлеб тоже стал подходить к концу, пришлось нажимать на зрелища. В массы запускали всё новые святки и праздники, дни святого Валентина и какие-то лютеранские дожинки.

Вплоть до Всемирного дня дизентерии.

В тот год пришла мода устраивать Дни города. Некто Николай, штатный организатор советских гуляний, сказал автору: «Автор, я делаю День города, выступишь?» Автор спросил: «Сколько?» Николай сказал сколько. Ударили по рукам. Согласно этому юридическому акту автор, именуемый в дальнейшем «Автор», должен был прочесть собравшимся юмористическое произведение. А Николай, именуемый в дальнейшем «Заказчик», обязывался выплатить Автору причитающееся ему денежное вознаграждение. Кстати, такие чтения были тогда тоже в большой моде, и автор поднаторел, читая со сцены сочиняемый юмор. Имея от филармонии официальную корочку, где в графе «специальность» женским почерком старательно было вписано «писатель-сатирик». Хоть никогда сатириком не был, честно именуя себя юмористом-меланхоликом.

Выступить нужно было на стадионе.