И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата

Известные по литературе дневные прогулки (с двух до четырех часов) по левой солнечной стороне Невского от Полицейского (ныне: Зеленого) до Аничкова моста вошли в моду в царствование Александра I, который любил гулять по Английской набережной; тогда же получило распространение слово «пешеходец».

После начала прогулок по главной улице столицы Страхов с иронией отмечал: «Предки наши теряли жизнь сидючи, а ныне настал век потери оной стоючи, ходя и вне дома. Прогулка располагает всем образом жизни до такой степени, что всякому приезжему и давно здесь не бывавшему непременно нужно прежде всех мест идти на бульвар. Там он узнает, что ныне просыпаются в одиннадцать часов утра, начинают прогулки в два часа за полдень, продолжают до четырех, садятся за стол в пять, кончат обед в шесть часов; потом, кто чрез два, кто чрез три часа, но почти все бегут на бульвар, где остаются летом до одиннадцати, а зимою – до девяти часов. .. Итак, бульвар для праздных людей есть средство никогда не быть с самим собою, женой, детьми, старыми приятелями, делами и совестию: верный способ, вместо десяти добрых дел и десяти полезных мыслей, во весь день ни одного не сделать и ни одной не иметь. Бульвар сделался сходбищем, куда идут торговать счастие, покупать веселие, прицениваться к найму друзей, нанимать и наниматься любить!» [Страхов: 29,32].

«В прошедшем мае месяце Невский проспект, как некиим очарованием, принял новый, несравненно лучший вид. Как будто по мановению волшебного жезла исчез высокий булевар, разделявший его на две равные половины, и теперь уже на месте сем разъезжают экипажи по гладкой мостовой. Справедливость требует однако ж заметить, что если булевар сей стеснял лучшую в столице улицу, то заключал для пешеходцев и некоторые выгоды, коих не представляют тротуары, сделанные ныне по обеим сторонам улицы» [Свиньин: 34^2_343]-

«Невский проспект, а особливо левая сторона его, т. е. противоположная Гостиному двору, представляет единственное в мире зимнее гульбище, мы идем на гульбище за тем, чтобы показать искусство нашего портного, посоветоваться с приятелями, где бы вместе пообедать или провесть вечер» [Булгарин 1824:118–119].

«На Невском проспекте гуляют только зимою и весной, с приближением лета толпы редеют и начинают переливаться отсюда на Адмиралтейский бульвар, Дворцовую и Английскую набережные, и в Летний сад» [Башуцкий: 87].

XV, 13–14

Пока недремлющий брегет

Не прозвонит ему обед

«Житейский день в описываемое время (1816–1818 гг. – А.К.) начинался рано. С интимными визитами нередко являлись в десять уже часов, а„штатс-визиты“ отдавались начиная с полудня и не позже двух часов, потому что во многих домах обед, в обыкновенные дни, сервировался в три часа. Экстренные обеды для приглашенных гостей по случаю именин или дня рождения, или иного какого-нибудь события, назначались в пять часов. На вечера aux jours fixes съезжались с семи часов, а балы открывались в девять часов. Завтракали же в одиннадцать или в двенадцать часов. Правда, что и тогда оказывались исключения от общепринятого распределения дня, а именно: порядок дня у так называемых англоманов, или рьяных подражателей английским обычаям и нравам, выказывал постоянное опаздывание на целые шестьдесят минут» [Арнольд: 16–17].

XVI, 1–2

Уж темно: в санки он садится

«Пади, пади» раздался крик

«„Пади, пади!“ – означает„пошел“, „ну!“,„берегись!“,„прочь!“. Это был привычный возглас лихачей извозчиков, распугивали им в основном пешеходов» [Набоков: 128].

«„Пади!“ – крик форейтора, разгоняющего пешеходов. Быстрота езды по людным улицам составляла признак щегольства». «Все, что было аристократия или претендовало на аристократию, ездило в каретах и колясках четвернею, цугом, с форейтором. Для хорошего тона, или, как теперь говорят, для шика, требовалось, чтобы форейтор был, сколько можно, маленький мальчик, притом чтобы обладал одною, насколько можно, высокою нотой голоса …. Ноту эту, со звуком и!… обозначающую сокращенно „поди“, он должен был издавать без умолку и тянуть как можно долее, например, от Адмиралтейства до Казанского собора. Между мальчиками-форейторами завязывалось благородное соревнование, кто кого перекричит…» (Пржецлавский О.А. Воспоминания // Помещичья Россия… С. 67–68)» [Лотман: 141–142].

В Москве на улице извозчики кричали: «Поди!», в Петербурге – «Берегись» (Филологические наблюдения в Москве и Петербурге // Северная пчела. 1840. 4 декабря).

XX, 1–2

Театр уж полон; ложи блещут;

Партер и кресла, всё кипит;