И все они – создания природы

– Бывает, Клем, – сказал я, нисколько не удивившись. За взнос в двадцать пять фунтов Хадсоны еще до истечения года получили от страховой компании семьсот фунтов с лишним. Естественно, что она забила отбой.

– Только мы в конце года у других застраховались. Все прежние страховки на них перевели на дом, машину и прочее там.

– И против несчастных случаев тоже застраховались?

Клем поднял кружку и сделал большой глоток.

– Угу… – Он добавил с оскорбленным видом: – Только они за каждого лишний фунт содрали.

Несколько месяцев спустя после того, как новая страховая компания взвалила на себя такую обузу, Дик упал под открытый капот трактора. Он мог бы получить серьезные увечья, но отделался только трещиной в большом пальце на правой руке и восемь недель не мог работать.

Об этом поведал мне он сам, когда палец у него уже полностью зажил. Я пил с ним чай у них на кухне.

– Еще сто шестьдесят фунтов в копилку, – философски произнес он, пододвигая ко мне тарелку сдобных лепешек.

Вероятно, вид у меня был достаточно ошарашенный, потому что он добавил:

– И это, мистер Хэрриот, еще не все. Я машину разбил.

– Да не может быть!

– Ага. Врезался в дверцу Бесси Тренхолм. Радиатор и фары прямо в смятку!

– Нет, просто не верится! И еще страховку получили?

Дик улыбнулся странной улыбкой.

– Вот послушайте. Тут целая история вышла. Виновата была Бесси – вылетела из ворот на дорогу и не посигналила даже. Ну, а я застраховался только на тот случай, если вина будет не моя. И думаю, как мне доказать это? Свидетелей ведь нет, а Бесси девка молоденькая, хорошенькая, так кто же моим словам против ее слов поверит? И решил я страховки не требовать, однако своему страховщику сказал, как дело было.

– Так, значит, на этот раз вы ничего не получили?

Улыбка Дика расползлась до ушей.

– Я-то думал, что не получу, да только через пару дней приезжает страховщик и говорит мне, что у них там ошибка вышла, и мою машину застраховали против всех случаев, а кто виноват – неважно.

– Господи! Так вы опять получили?

– Ага. Еще полтораста фунтов. Не скажу, чтобы плохо. – Дик отрезал клин уэнслидейлского сыра и лицо его посерьезнело. – Одно нас тревожит: когда страховщик деньги выплачивал, что-то он мялся. Вроде бы не очень был доволен. Вот мы и опасаемся, как бы и эта компания нам не дала от ворот поворот, как та.

– Да, конечно, ответил я. – Это было бы неприятно.

– Не то слово, – сказал Дик, печально кивнув. – Уж очень мы с Клемом в страховку верим.

21

3 ноября 1961 года

На койку я забрался в три утра и сразу провалился в сон. Но тут же – так мне, во всяком случае, показалось – снова открыл глаза, потому что судно вздыбливалось то кормой, то носом, словно взбесившаяся лошадь. Я выглянул в иллюминатор и увидел неистовую пляску волн.

Вдали, скрываясь из виду, мерцали огни Клайпеды. Помощник знал, что говорил: бушующий шторм нашего капитана не смутил.

До утра я все время получал наглядное подтверждение словам капитана, каково нам придется, если обратно мы пойдем против лобового ветра. По пути в Клайпеду качка была в основном бортовой, и, растопыривая локти и колени, я кое-как удерживался на койке, но теперь она стала килевой и оказалась в десять раз хуже. Вновь и вновь я скользил от изголовья вниз, а потом назад, и ничто не помогало. Зато я точно знал, когда наш нос задирался вверх, а когда ухал вниз и все за считанные секунды.

Снаружи ревела буря, по стеклу иллюминатора хлестали водяные струи, а мебель и мои вещи кружились в вольном хороводе. Я не стал им мешать. Наводить порядок было бы не только бесполезно, но и опасно. Кувыркаясь вместе с койкой, слушая лязг, стук, грохот, доносившиеся отовсюду, я распростился с надеждой уснуть, а когда рассвело, ничего утешительного не увидел.

Однако я понял источник одного из новых звуков, преследовавших меня всю ночь. Если прежде, при кормовом ветре, «Ирис Клоусен» плавно соскальзывала с гигантских волн, теперь она проваливалась килем в каждую зеленую пропасть и раздавался лязгающий удар, точно мы стукались о скалистое дно. Ну совсем так, как бывает, когда ныряльщик хлопается о воду животом. Ощущение было не из приятных.

Видимо, эта жуткая ночь породила у всех моих здешних доброжелателей мысль, будто я валяюсь на койке в полной прострации. Во всяком случае, в восемь часов в дверь вместо юнги поскребся Нильсен.

– Вы не вставайте, мистер Хэрриот, – сказал он сквозь дверь. Я сейчас подам вам позавтракать сюда.

– Спасибо, не надо, – ответил я. – Да входите же!

Нильсен приоткрыл дверь и выпучил глаза, увидев, что я пытаюсь бриться, упершись спиной в одну стенку, а ногой – в другую.

– Вы себя хорошо чувствуете? – растерянно спросил он.

Я воспользовался мгновением неподвижности, чтобы соскрести с физиономии еще клочок мыльной пены.

– Отлично. А как насчет завтрака?

– Ну-у… есть жареная рыба, яичница, копченая колбаса.

– Вот и чудесно. Сейчас приду, только добреюсь.

Он ответил мне еще одним недоверчивым взглядом и исчез за дверью.