И все они – создания природы

– Теленок этот, мистер Хэрриот, – начал Джек, но тут же радостно кивнул на голубя, который опустился на конек коровника. – Черт подери, а вид у него получше стал. Я за ним давно приглядываю. До того исхудал, только кости да кожа остались, а теперь вон как потолстел!

Я про себя улыбнулся – заботливость Джека простиралась даже на голубей.

– Так вот, про теленка, значит. – Джек заставил себя вернуться к делам. – Я такого в жизни не видел. Ходит и ходит по кругу, как очумелый.

У меня упало сердце. А я-то надеялся на что-то, с чем сумею победоносно справиться! Ведь все последние мои попытки помочь животным Джека свелись по сути к бесполезному лечению и неверным прогнозам. Мне очень хотелось, наконец, вытащить кролика из цилиндра, однако эти симптомы ничего доброго не сулили.

Симпатичная месячная телочка, темно-рыжая (любимая масть фермеров, державших шортгорнов) лежала на соломенной подстилке и выглядела совершенно нормально, разве что голова была чуточку наклонена набок. Джек легонько ткнул ее носком сапога, и она поднялась на ноги.

Теперь телочка уже не выглядела нормальной. Словно притягиваемая магнитом, она побрела по дуге вправо, пока не уперлась в стену. Упала, снова поднялась и продолжала свое бесцельное движение. Умудрившись описать две полные петли, она затем наткнулась на дверь стойла, упала и привалилась к ней.

Сомнений быть не могло. Я почувствовал облегчение, смешанное с тревогой. В чем дело, я знал, почти не сомневался, что вылечу телочку, и все же… и все же…

Температура оказалась 40,1 .

– Это листериоз, Джек.

Он посмотрел на меня непонимающими глазами.

– Его в просторечии называют вертячкой, и вы сами видите, почему. Поражается мозг, и от этого животное ходит по кругу.

Лицо фермера насупилось.

– Опять, значит, мозг? Как у ягнят. Помилуй господи, воздух что ли у нас тут такой вредный? И вся моя скотина с ума свихнется? – Он умолк, нагнулся к телочке и погладил ее. – А ей вы тоже помочь не сумеете?

– Нет, почему же, Джек. Это совсем другая болезнь, чем лордоз. Ее вызывает микроб, который забирается в мозг, и, надеюсь, я ее вылечу, разве уж нам очень не повезет.

Меня тянуло подержаться за дерево. Опыта у меня еще было маловато. С листериозом я до войны сталкивался всего два-три раза, и тогда он был неизлечим. Однако его возбудитель поддавался действию антибиотиков и теперь положение вещей заметно изменилось. Я видел, как больные животные выздоравливали буквально за два-три дня.

Я взболтал флакон с пенициллиново-стрептомициновым раствором и ввел пять кубиков в бедро.

– Завтра заеду, – сказал я. – Надеюсь, малышке будет уже легче.

На следующий день температура снизилась, но в остальном картина осталась прежней. Я повторил инъекцию и обещал заехать завтра.

И заехал. И опять заехал, и опять, и опять, потому что мною овладело какое-то ледяное отчаяние. Однако через неделю телушка по-прежнему ходила кругами, хотя температура снизилась до нормальной и аппетит не оставлял желать ничего лучшего.

– Так что вы скажете, мистер Хэрриот? – спросил Джек.

Что скажу? Больше всего мне хотелось взвыть и обрушиться с проклятиями на судьбу. Ну просто кто-то сглазил эту ферму! Все у меня тут шло наперекосяк.

Но я взял себя в руки, перевел дух и произнес спокойным тоном:

– Мне очень жаль, Джек, но мы топчемся на месте. Антибиотики, бесспорно, спасли ей жизнь, однако в мозгу, видимо, произошли какие-то необратимые изменения. На полное выздоровление, по-моему, никаких шансов нет.

Он словно бы меня не услышал.

– Телушка-то отличная. От лучшей моей коровы. Уж и удойная будет! Вы только на ее масть посмотрите! Мы ее Ежевичкой назвали.

– Да, Джек, но…

Он похлопал меня по плечу и мягко проводил на двор.

– Спасибо вам большое, мистер Хэрриот Я же вижу, вы все сделали, что можно было.

Он ясно дал мне понять, что больше обсуждать эту тему не намерен.

Я обернулся, в последний раз увидел за открытой дверью коровника кружащую по соломе телочку и зашагал к машине. Вокруг меня куролесил Рип, и его искалеченные ноги были как еще один горький упрек моему профессиональному умению. А еще ветеринар называется!

Заведя мотор, я высунул голову в открытое окошко и чуть было не заговорил, но тут же замкнувшееся лицо Джека меня остановило. Никаких моих советов, как ему лучше поступить с телушкой, ему не требовалось. Естественно, он не собирался отнимать у Ежевички последнюю надежду.

И опять Джеку было воздано по вере его, а мой прогноз вновь оказался ошибочным, хотя мне не в чем себя винить, – ведь процесс выздоровления Ежевички не описан ни в едином руководстве.