И все они – создания природы

Однако я, естественно, все это время с тревожным сердцем ждал ветеринарного осмотра. Ветеринаром оказалась невысокая полная женщина, очень похожая на ту, которая проверяла корм. В отличие от остальных она, правда, не знала ни единого английского слова, а просто подошла ко мне, ткнула себя в грудь и произнесла.

— Доктор-р!

Мы пожали друг другу руки, и она весело рассмеялась.

С ней был помощник — высокий детина в синем комбинезоне, и мы втроем спустились в трюм. Меня заинтриговал метод ее осмотра. Помощник отогнал в угол пять овец, а она тем временем открыла чемоданчик и вытащила целый букет термометров непривычно плоских, со шкалой Цельсия. К каждому была привязана веревочка со скрепкой на конце. Толстушка аккуратно погружала кончик термометра в баночку с вазелином, вводила его в задний проход и защемляла скрепку на завитке шерсти. Закончив эту операцию, она уставилась на свои часы, выждала, как мне почудилось, целую вечность, и принялась извлекать термометры.

Затем наступил черед следующей пятерки, все повторилось сначала, и в следующий загончик мы перешли после нового бесконечного ожидания. Тут я с некоторым ужасом сообразил, что эти термометры были двухминутными, а не полминутными, как наши! Она же явно намеревалась обследовать по десятку овец в каждом загончике. Сколько же времени на это уйдет?

Галантно держа перед ней баночку с вазелином, я попытался завязать разговор, чтобы хоть немного развеять скуку. Задача оказалась не из легких, поскольку в русском я был столь же силен, как она в английском. Тем не менее мне кое-как удалось объяснить ей, что большинство прибывших овец принадлежат к породе ромни-марш. Видимо, это название ей понравилось, так как, ставя очередной термометр, она теперь неизменно восклицала "ррромни маррш!" и весело смеялась. Следующая овца, следующий термометр, следующее "ррромни-маррш!".

Процедуру это несколько скрасило, но за полтора часа мы прошли только одну сторону, то есть осмотрели примерно четверть всех овец, и я содрогнулся при мысли, что раньше чем через четыре с половиной часа толстушка никак не управится.

Тем не менее она показалась мне очень милой женщиной. На ней был простенький темно-синий плащ и велюровая шляпка, какие в Англии можно видеть на дешевых распродажах, но полное лицо под этой шляпкой не переставало приветливо улыбаться.

Улыбка эта исчезла только один раз, когда кашлянул кто-то из линкольнов. Вот она — роковая минута!

— Акха-кха-кха! — Моя коллега очень похоже изобразила характерный лающий кашель, вызываемый паразитами в бронхах, и посмотрела на меня, выразительно подняв брови.

Я пожал плечами. Что еще мог я сделать? Как объяснить?

Температура у барана оказалась нормальной, но вскоре закашляла овца.

— Акха-кха-кха? — Брови вновь вопросительно поднялись, и мне опять пришлось ограничиться пожатием плеч и неопределенной улыбкой.

Когда осмотр перевалил за половину, к нам присоединился еще один ветеринар, видимо, начальник толстушки. Одет он был очень элегантно — темное пальто и черная фетровая шляпа, — а его красивое, по-азиатски скуластое лицо просто излучало дружескую симпатию. Пожав мне руку и хлопнув меня по спине, он, к некоторому моему недоумению, сказал вежливо:

— Салям алейкум!

Английского он тоже не знал и, когда услышал кашель, посмотрел на меня вопросительно.

— Акха-кха-кха?

Я развел руками, помотал головой, и он вдруг просто прыснул со смеху. Вообще он производил впечатление большого весельчака и явно куда-то торопился. Помахав своей подчиненной, он снова дружески потряс мне руку, улыбнулся и ушел.

Непонятное восточное приветствие продолжало меня интриговать, и, повернувшись к толстушке, я изобразил удивление и сказал:

— Салям алейкум?

— Иркутск. Монгол, — тотчас ответила она.

Ах, так он родом с другого конца этой необъятной страны! И, показывая ей, что мне все понятно, я сощурил глаза и пальцами оттянул уголки к вискам.

Она залилась звонким смехом. Да, в смешливости ей отказать было никак нельзя. Но я уже устал топтаться на месте с баночкой вазелина в руке. Чтобы как-то нарушить монотонность, я иногда бормотал что-нибудь вроде:

— Ну, послушайте! Я вот-вот начну биться головой об стену!

И получал в ответ кивок и милую улыбку.

В конце концов я не выдержал, сунул вазелин ей в руку и сбежал к себе в каюту. Позднее я установил, что она мерила температуру овцам более пяти часов.

Начать разгрузку мы не могли, потому что место занимал "Юбберген", доставивший партию рогатого скота, а теперь бравший на борт крепких коренастых лошадок. Нам оставалось только ждать, и меня страшно тянуло на берег, однако таможенники забрали паспорта, а без них мы не имели права покидать судно.