И все же…

Хочу предупредить потенциального читателя, что в книге масса диалогов столь же затянутых и ходульно-напыщенных, как этот, хотя в вышеприведенном примере удачно схвачено и то, как набожный люд готов сам загнать себя в угол, и его густо замешенный на жалости к себе солипсизм. Таков комплекс (не)полноценности, характерный для очень многих живущих в провинции турок, – они доходят едва ли не до мазохизма, если речь заходит о детальном описании их напастей, но стоит только кому-то из «чужаков» проявить хоть чуточку участия к ним, как они мгновенно ощериваются. Но правдивее всего автору удается обрисовать всепронизывающее чувство того, что секуляризм всегда сводился к нулю согласно принципу убывания. Актерской труппой руководят внешне сильно напоминающий Ататюрка (и преисполненный по этому поводу самомнения) престарелый фигляр по имени Зунай Заим и его изрядно потасканная и вертлявая спутница. Военные и полицейские не гнушаются пытками, лишь бы удержать власть. Их немногочисленные гражданские подпевалы представлены одряхлевшими экс-сталинистами, которыми верховодит будто сошедший с подмостков советского Агитпропа З. Демиркол (имя дано только в сокращении). Организовав в заснеженном Карсе путч, они насаждают собственную разновидность деспотизма, хотя читателю совершенно неясно, почему и как они намерены справиться с последствиями.

По контрасту, фанатики-мусульмане в большинстве своем представлены куда в более выгодном свете, в крайнем случае, автор снисходителен к ним. Мрачный предводитель «инсургентов» по нелепейшей кличке «Блю», человек, которому ни мужества, ни обаяния не занимать, вполне мог быть героем чеченской или боснийской войны. (Среди всех упоминаемых современных реалий ни о «Талибане», ни об «Аль-Каиде» ни слова.) Девушки, принесшие себя в жертву за право на ношение покрывала, выведены в романе так, будто их довели до отчаяния либо государство, не ведающее пощады, либо мужланы из ближайшего окружения. Другими словами, мы видим в них квазифеминисток, но в паранджах. Взявшие в руки оружие мальчишки – пропащие души, отправившиеся на поиски лучшей, духовной жизни. Среди исламистов встречаются и люди неумные, и откровенные подлецы, но это большей частью бывшие левые, решившие в корыстных целях сменить окраску. Самого КА переполняет чувством вины за то, что он все же впитал в себя «европейскость» за период своего франкфуртского изгнания, а также осознание того, что стамбульские буржуа, выходцем из которых он является, как правило, без лишних вопросов приветствуют любой военный путч. Сунай однажды изрекает:

«Чтобы в этой стране могли дышать те, кто хоть немного европеизирован, в особенности эти задаваки-интеллигенты, презирающие народ, существует потребность в светской армии, или же сторонники религиозных порядков хладнокровно перережут их и их крашеных жен тупым ножом. Но эти умники считают себя европейцами и брезгливо воротят нос от военных, которые на самом деле их защищают».

Проходящая через все повествование тема – местные жители озлоблены на тех, кто сумел достичь лучшей жизни, просто-напросто эмигрировав в некую анонимную «Европу», или же, живя на родине, нахватался европейских манер. Еще одна разновидность этой озлобленности, хорошо знакомая тем, кто занимается сравнительным анализом быта и ментальности обитателей малых городов и мегаполисов, – непреходящая ущербность оставшихся в стране, считающих себя людьми второсортными. Но озлобленность эта мутирует в куда более утешительную уверенность в том, что горожане их просто презирают. Лишь один персонаж – безымянный – нашел в себе силы высказать следующее:

«…если бы сегодня немцы открыли в Карсе консульство и раздавали бы всем бесплатно визы, весь Карс опустел бы за неделю».

Что же до времени прошедшего, в которое также вмерз Карс, здесь я в какой-то степени вынужден гадать на кофейной гуще. Хотя сокращение «КА», по всей видимости, представляет собой первые буквы имени и фамилии. Принимая во внимание явный интерес Памука к всякого рода шифру, эти буквы (К и А) выбраны отнюдь не случайно. Речь может идти о двух моментах: «Кемаль Ататюрк» – военачальник и создатель современной светской Турции. Другим вариантом могли бы быть «Курдистан и Армения», заместившие национальный подтекст в повествовании.