Не мог же я признаться ему, что и сам не знаю, что это первое отравление поваренной солью в моей практике и руководствуюсь я только тем, что когда-то вычитал в учебнике.
Мы потащили вторую свинью к поилке, и Лайонел простонал:
– Господи помилуй! Ну и чертова же штука. В жизни такого видеть не доводилось!
«И мне тоже», – подумал я. Оставалось надеяться, что в колледже меня учили тому, чему нужно.
Целый час мы без передышки подтаскивали свиней к желобу, а тем, которые не могли встать, вливали в глотку тщательно отмеренную дозу воды. Для этого мы разрезали носок у резинового сапога и, засунув его им в пасть, лили воду в голенище из стеклянной бутылки. Взрослая свинья сразу бы отгрызла горлышко.
Тем, у кого припадки были особенно тяжелыми, я сделал инъекцию снотворного, чтобы ослабить конвульсии. Когда мы закончили, я оглядел свинарник. Все животные выпили немного воды и лежали возле поилки. Пока я смотрел, три-четыре свиньи поднялись, сделали несколько глотков и снова легли. Именно то, что нужно!
– Ну что же, – произнес я устало. – Больше от нас ничего не зависит.
Лайонел пожал плечами:
– Ладно. Идемте в дом, выпьете чашку чая.
Его сгорбившаяся спина сказала мне, что он потерял всякую надежду. Но как я мог его винить? Мои объяснения и поступки должны показаться ему сумасшедшими. Я и сам склонялся к такому же мнению.
Когда в семь утра на тумбочке у кровати затрезвонил телефон, я потянулся за трубкой, не открывая глаз. Отел или послеродовой парез? Но звонил Лайонел.
– Мне на работу пора, мистер Хэрриот, так я подумал, может, вы захотите про свиней сразу узнать?
Меня словно холодной водой обдало.
– Конечно. Что они?
– Да хорошо.
– Как – хорошо? Все живы?
– Все до единой.
– Но чувствуют они себя как? Еле на ногах держатся? Не едят?
– Да нет. Визжат вовсю, как вчера, завтрака требуют.
Я откинулся на подушку, не выпуская трубки из рук, и мой вздох облегчения, видимо, раздался в ней достаточно громко, потому что Лайонел весело усмехнулся.
– Вот и я тоже, мистер Хэрриот. Черт, ну просто чудо! Вчера-то мне помстилось, что вы свихнулись: соль-то, думаю, тут при чем? А вышло по-вашему.
Я засмеялся:
– Пожалуй. И не только в одном смысле.
За сорок лет практики мне пришлось столкнуться не более чем с пятью-шестью случаями отравления поваренной солью, или обезвоживания, – называйте как хотите. Видимо, они – порядочная редкость. Но ни один из них по ужасу и по радости не идет ни в какое сравнение с тем, что мне довелось испытать в свинарнике Лайонела.
Я решил, что такая победа утвердит дорожника в роли свиновода, но опять ошибся. Снова я навестил его месяца через два и уже прощался, когда к нам подъехал на велосипеде улыбающийся молодой человек лет двадцати двух.
– Это Билли Фодергилл, мистер Хэрриот, – сказал Лайонел, знакомя нас, и мы обменялись рукопожатиями. – С первого числа хозяйничать тут будет Билли.
– Что?
– Так он у меня купил свиней, а хлев берет в аренду. Он и за свиньями теперь ухаживает.
– Честно говоря, я этого не ждал, Лайонел. Мне казалось, что вы нашли себе занятие по душе.
Он посмотрел на меня с легкой усмешкой:
– Вот и мне так казалось. Только эта штука с солью здорово меня тряханула. Я уж решил, что совсем ни при чем остался. В мои-то годы! А Билли три года прослужил свинарем у сэра Томаса Роу и на днях женился. Вот и хочет вроде как свое хозяйство завести.
Я поглядел на молодого человека. Он был невысок ростом, но круглая голова, широкие плечи и чуть согнутые ноги создавали впечатление большой силы. Казалось, ему ничего не стоит прошибить кирпичную стену.
– Оно и к лучшему, – продолжал Лайонел. – Свинья – штука хорошая, только меня все время что-то грызло. Тревога какая-то. А Билли справится. У него дело куда лучше пойдет, чем у меня.
Я снова взглянул на Билли, на курносое загорелое лицо, безмятежные глаза, спокойную улыбку.
– Да, конечно, он справится, – сказал я.
Лайонел пошел проводить меня к машине. Я потрогал его за плечо и спросил:
– Но ведь, Лайонел, вам скучно будет без ваших свиней? Вы всегда любили ухаживать за животными, верно?
– Оно так. И любил, и люблю. Без живности я никак не могу. И сарай у меня опять не пустой стоит. Вот, сами поглядите.
Мы пошли к сараю, открыли дверь, и время словно повернуло вспять. Корова, три теленка, две козы, две свиньи, куры, утки в прихотливо выгороженных закутках. Кроватные рамы, металлическая сетка, завязанные узлами веревки… Только обеденный стол занял место прямо у двери, а стойло коровы гордо отгораживала крышка концертного рояля.
Лайонел кивал на одно животное за другим и кратко сообщал мне историю каждого, а лицо его сияло тихой радостью, какой я на нем давно не видел.
– Но свиней-то всего две, э, Лайонел? – засмеялся я.
Он задумчиво кивнул:
– Ага. Больше и не надо.