И всё равно люби

Рут во все глаза глядела на доктора Веннинг. На той было коричневатое платье, широкая талия схвачена ремнем.

«Вылитый поросенок в мешке, смехота!» – так она отзывалась о своей фигуре. Пряди закрученных седых волос кивали ей в такт.

– Рут, это дар. Не каждый может увидеть все настолько явственно. Думаю, когда-нибудь эти сны оставят тебя, но пока что я склонна считать их проявлением твоей способности сострадать и богатого воображения. Ты, конечно же, не в силах изменить то, что произошло, но ты можешь сострадать теперь. Можешь разговаривать с теми людьми, встречая их во сне. Они показывают тебе, где они жили, что любили и что потеряли. Слушай их истории. Но расскажи им и о своей печали. Мне кажется, постепенно вы познакомитесь ближе, и они уйдут.

Рут скользила взглядом вокруг: вот лохматые книжные полки – из книг торчат листки бумаги, вот мраморный бюст Шиллера – летящая шевелюра и римский нос, вот густо-серые шторы на высоких окнах, выходивших на Объединенную церковь Христа.

Представила, как она заговаривает с людьми, которых так явственно видела во сне в запустелых домах и на заброшенных фермах.

Рут знала, что свое детство доктор Веннинг провела в Германии в том же городе, где в молодости жил Шиллер. Той нравилось рассказывать Рут о его величественной серой красоте: пологие виноградники спускаются к реке, мягкие очертания островков, темнеющих в воде, березы, ели, золотой свет напоен медовым ароматом, храм со сводчатым потолком, к которому тянутся холодные струи воздуха. Шиллеру не нравилось учиться. Он стал поэтом, потому что восхищался красотой того мира, когда бегал мальчишкой.

Наверное, никто не верил в шиллеровскую «прекрасную душу» сильнее доктора Веннинг.

– Рут, поверь, твоя душа прекрасна, – сказала ей Веннинг тем днем. – Давай, пей свой чай, – напомнила она и довольно ощутимо постучала Рут по плечу. – И перестань бояться своих снов. Представляй, что все эти люди заново сажают свои сады, отстраивают фермы, выращивают скот. Постарайся не упускать никаких деталей, всё запоминай – на этом снимке светит солнце, а на этом идет дождь…

Она внимательно посмотрела на Рут.

– Все хорошо, и все будет хорошо, – закончила она. – Знаешь, чьи это слова? Нет? Это Юлиана Норвичская, выдающийся представитель христианского мистицизма. У нее тоже бывали видения, вот как у тебя. С той разницей, конечно, что ей являлся только один человек – Иисус Христос. Как жаль, да?

После этого разговора Рут обратила внимание, что она по крайней мере уже не так прислушивается к своим снам. Пересказывая их доктору Веннинг, она отметила, что теперь гораздо лучше запоминает детали: вот лошадь в поле, и масть ее гнедая, а не какая-то еще, вот окно в мансарде, чуть наклонено к небу, и в стекле отражаются плывущие облака, а вот на ветру шуршит камыш у пруда, в комнате пахнет свечами.

– Как ты думаешь, мне в самом деле снилось все это, или я всё сочиняю, пока рассказываю?

– Отличный вопрос! – доктор Веннинг даже улыбнулась от удовольствия. – А сама-то как думаешь? Что ты чувствуешь от этих рассказов?

– Будто… Будто все в мире связано и что мир – это что-то целое, – отвечала Рут.

Доктор Веннинг, похоже, осталась довольна ответом.

– Вот мир-то и примирит тебя с собой, Рут, – сказала она. – Полюби его, этот мир.

В свое первое лето в новом доме Рут многие часы проводила за чтением.

Сперва она обнаружила серию книг «Реки Америки» – Мэри рассказала, что купила ее с рук, еще когда дочки были совсем маленькими, и толстенный том «Вечерние истории дядюшки Артура». Рут понимала, что давно выросла из этих историй, но не могла оторваться и перечитывала их снова и снова.

А когда Мэри поняла, что Рут любит читать, она опросила соседей, и скоро Рут разбогатела – Редьярд Киплинг и Бернард Шоу, несколько хрестоматий «лучших историй для детей», «Страна Рутамята» Карла Сэндберга, целый ворох новых детективов – «Асфальтовые джунгли» и «Бульвар Сансет», а еще «Лорна Дун» и «Дом под сиренью» Луизы Олкотт. А лучше всего были несколько романов Диккенса – «Оливер Твист», «Холодный дом», «Дэвид Копперфильд», «Большие надежды», «Тяжелые времена».

«Солнце печально вставало, – читала она в «Повести о двух городах», – оно освещало картины, но привлекала лишь одна. На ней был изображен мужчина. Лицо его отражало всю его сердечную доброту. В то же время от человека на картине исходило чувство испуга, неспособности управлять своими чувствами. Казалось, что он вовсе неспособен устроить свою жизнь хорошо и уже давно смирился с тем чувством унижения, но не оказывал ему никакого противодействия и знал, что порок погубит его неминуемо».

И думала об отце. «Порок». Рут посмотрела значения слова в словаре: изъян, недостаток, неисправность. Вот подходящее слово, чтобы описать то, что точило его изнутри. Недуг.

Рут уже умела готовить сосиски, бобы и яичницу. Мэри показала ей, как мариновать говядину и квасить капусту, варить овощной суп, печь ржаной хлеб и кексы с изюмом и коричневым сахаром.