– Свет – бог помогающий, а Тьма – карающая. Свет слушал молитвы, отвечал на них, наблюдал за добродетелью, вознаграждая. Я же слушала души темные, души жестокие и решала, на сколько заточить их в… – она запнулась, – том, что вы называете ад. Только заточение не вечное. Души отбывают наказание и отправляются в перерождение.
– Я стану богиней смерти?
– Если тебе нравится это имя.
– А сейчас что с душами добрыми и злыми?
– Люди пока сами по себе, никаких поблажек, никаких наказаний. Но они справляются.
– Понятно… Вы точно хотите все забыть? Это же вы.
В центре тишины, где скрывались мысли всех перерождений богини, парил огромный шар, он пульсировал и вспыхивал то мраком, то яркой радугой. На нем было сложно сосредоточить внимание. Он, словно расплывающиеся пятна, что плавают по векам закрытых глаз, то норовил пропасть, то тянул к себе.
– Я жажду забыть, птенчик мой. Только так я смогу навсегда принадлежать вашему миру. Как тебе нужно обрести, так и мне – потерять.
Ана кивнула и попрощалась с Хельгой. С той, которую она знала. И окутала шар памяти теперь уже своей Тьмой.
Глава 100. И Тьма нигде, и всюду Тьма
Это оказалось до неприличия просто. Разум богини добровольно вверился Ане, и она приняла его.
Кеннет проводил Хельгу в ее комнату. Теперь она помнила только те жизни, что провела в человеческом обличии, и позабудет их со смертью. Как и все люди.
Граф вернулся и торопливо заключил Ану в крепкие объятия. Нетерпение в нем смешалось с безмятежной уверенностью.
– Ты готова? Не хочу здесь и минутой дольше оставаться, – спросил он.
Граф тоже ей доверился. Ана стала для него спасительной соломинкой и равнодушно пожала плечами.
– Нет.
– Почему? – Кеннет нахмурился.
Ана смотрела на него отстраненно, как бы оценивая. Он был удивлен, потому что в памяти Тьмы не должно было остаться хороших воспоминаний о человечестве.
– Я не забрала память, – она улыбнулась, но стеклянные глаза остались безразличны.
Кеннет замер, держа Ану за плечи. Она ощутила, как он сдавил их сильнее. Он не понимал.
– Тьма хотела забыть божественную часть, а я ей помогла. Но мне она тоже не нужна. Я уже говорила, что хочу сохранить свою личность.
Кровь отлила от его лица, делая кожу смертельно бледной, и даже губы посинели. Он открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег.
– Нет. Не может быть. Ты не способна на такое. – Граф отстранился. – Не шути так.
– Я не шучу. – Ана размяла шею.
Она плохо спала в последнее время, а теперь еще и все это. Кеннета начало потряхивать, он схватился за голову и сел на кровать.
– Ты хоть понимаешь, что натворила? – его голос звучал, словно утробный рык: защищавшийся, злой, потерянный.
– Помогла Хельге. – Ана зевнула.
– Ты убила богиню! – растерянный бог сорвался на крик. – Это был единственный способ вернуть ее!
Он снова подошел к ней и потряс за плечи, пытаясь привести в чувство.
– Значит, она хотела умереть.
Ану не надо было никуда приводить. Она уже пришла.
– Да что с тобой такое?.. Тебя будто это ни капли не волнует! – Кеннет смотрел на нее оторопело.
– Так и есть.
– Как ты можешь? Я же знаю тебя! Где твоя совесть, где вина, где сомнения?! Ана!
– Ой, не кричите, нет их и нет. Я вечно в тревоге должна быть, по-вашему?
– Ана… – он растерянно повторял ее имя, – как давно… как давно ты их не чувствуешь?
Кеннет хватался за голову и вышагивал по комнате.
– Хм-м… – задумалась она, – я заметила, что стала проще ко всему относиться, когда Николь чуть не убила меня на подъездной дороге.
– Ты чувствуешь хоть что-нибудь сейчас?
– Не знаю. – Она нахмурилась, но скорее по привычке. – Наверное, немного. Сонливость, вот.
– А любовь? Привязанность? – Граф закрыл глаза.
– Я помню, что чувствовала это, но теперь… а должна? Вы меня использовали.
– Это совсем не похоже на тебя…
– Неужели? Я оказалась не похожа на то, что вы себе воображали, видя во мне богиню? – Ана рассмеялась. – О, я чувствую злорадство.
– Твоя Тьма… ты… задушила в себе эмоции. Зачем, Ана, зачем?..
– А так можно? Знала бы, раньше сделала. Никогда прежде я не ощущала столь немыслимой безмятежности.
– Как ты можешь говорить такое?.. Быть такой…
Его голос звучал подобно разбивающемуся о скалы прибою.
Кеннет повернулся к ней. Взгляд метался, ища хоть каплю надежды, хоть искру прежней Аны, но натыкался лишь на стеклянное равнодушие. Она же, не обращая внимания на его отчаяние, спокойно проговорила:
– Довольно легко, на самом деле.
Ее голос звучал подобно безжалостному ледяному ветру. Лицо Кеннета исказилось нахлынувшей утратой, настигнувшей потерей, вонзившейся в сердце безнадежностью.
– Ты – чудовище.
Он больше не знал Ану.
Она улыбнулась, шагнула к нему, положила руки на тяжело вздымающуюся грудь и, медленно проговаривая каждое слово, произнесла:
– Нет, мой дорогой граф. Я – человек.