I wanna see you be brave (СИ)

Пули продолжают свистеть над нами, и я благодарю Бога за то, что крыши у домов альтруистов имеют дополнительные полуметровые бордюры.

— Надо вставать, — мычит Четыре.

Я киваю и осторожно перекатываюсь на спину. Небо над нами уже не чёрное. Теперь это, скорее, цвет черники или чернил. Я переворачиваюсь на бок и осторожно подпинываю Тобиасу его пистолет. Когда тот оказывается у него в руках, снимаю свой автомат с плеча. Мы одновременно поднимаем корпус и тут же открываем огонь. Я понимаю, почему сначала Четыре был так напуган: на одной крыше собралось сразу трое лихачей. Я стреляю по коленями, пули Четыре поражают руки, из которых тут же выпадают пистолеты.

Где-то совсем близко свистит пуля, но я не чувствую боли. Последний пистолет падает на землю, его владелец опускается на колени вслед за ним. Я оборачиваюсь на Четыре. Он смотрит на меня пустым взглядом и как-то странно кривит губы. Пистолет лежит у него на коленях, правая ладонь прижимается к плечу, там, где начинается ключичный сустав. Сквозь бледные пальцы пульсирует что-то тёмное и густое. Кровь.

— Четыре, — шепчу я.

— Всё нормально, — стиснув зубы, отвечает он. — Нет времени, нужно прикрыть остальных.

Я не сразу понимаю, что именно Четыре имеет в виду. На коленях он подползает к краю крыши и, держа пистолет здоровой рукой, целится в пустоту, прищурив левый глаз. Я встаю рядом с автоматом наперевес и жду.

Через несколько мгновений открывается дверь дома, на крыше которого мы стоим, и оттуда, громко откашливаясь, выбегают Зик и Трис, сопровождаемые не только звуками пуль, но и густым серым дымом. За ними кто-то кубарем катится по земле. Я ищу глазами Айзека, но его всё нет. Четыре через силу открывает огонь по лихачу, преследующему наших. Я присоединяюсь к нему, но теперь ничего не чувствую, когда попадаю врагу не в ногу, а в шею. Он тут же падает и больше не встаёт. Я убила его.

— Твой отец в грузовике за первым кварталом отсюда. Мы договорились, что если что-то пойдёт не так — выжившие должны будут уехать, не возвращаясь за другими.

Выжившие. Это слово режет слух не хуже ножа, рассекающего плоть. Четыре завёл меня на крышу, чтобы мы смогли прикрыть спины друзей, пока они побегут в сторону грузовика. В их основной план включалось моё спасение, но теперь в игре запасной, в котором единственный пункт — спасение хоть кого-нибудь.

Я поджимаю губы и снова спускаю курок, когда один из лихачей с земли разворачивается и целится в нашу сторону.

У нас преимущество — мы стреляем с высоты. Здесь отличный обзор всего, что происходит на земле, а так же прекрасное укрытие от встречной атаки.

Наконец из собственного дома выходит Айзек. Он ранен — подволакивает ногу сильнее обычного. Когда я стреляю, чтобы помешать ещё одному лихачу, Айзек поднимает глаза на крышу и замирает, увидев нас. Я машу ему рукой, мол, беги, спасайся, пока не поздно, но он словно в землю в рос — не шевелится. Его взгляд скользит по мне, по собственному дому и останавливается на входе, порог которого он перешагнул буквально несколько секунд назад. Я не успеваю крикнуть ему, чтобы уходил за Трис и Зиком, как Айзек кидается обратно.

— Он покойник, — говорю я Четыре.

Он не отвечает, лишь смотрит на меня как-то странно: моргает медленно, словно вот-вот закроет глаза и уснёт. Я хватаю его лицо в ладони, когда он вдруг роняет пистолет вниз и слабо опускается на землю, прислоняясь спиной к бордюру крыши.

— Не закрывай глаза, Тобиас… — шепчу я.

Хватаю друга за плечи и слегка встряхиваю. Тобиас никогда раньше не казался таким лёгким — он словно потерял весь вес тела разом.

— Не закрывай глаза, слышишь меня? — я не узнаю свой голос. Я кричу, пытаясь позвать Тобиаса, но вместо этого слышу слабый хрип, больше похожий на стон отчаяния.

Прижимаю обе ладони к ране на его плече. Тёплая вязкая кровь струится по моим пальцам. Я не могу потерять ещё одного друга. Не могу потерять единственного, кто всё ещё остался на моей стороне.

— Четыре… — я наклоняюсь к нему ближе и прижимаюсь губами к его лбу. Кожа слишком холодная. — ЕСЛИ ТЫ УМРЁШЬ, Я УБЬЮ ТЕБЯ, ТОБИАС ИТОН!

Снизу доносятся звуки возобновившейся стрельбы. Скольких лихачей-предателей нам удалось убить? Сколько их всего было с Эриком? И где сам лидер Лихости? Жив ли Айзек? Успели ли Зик и Трис добраться до грузовика? Что со Стайлзом? Предатель ли Дерек?

Я понимаю, почему Тобиасу больше не хочется бороться. Слишком много вопросов, ответов на которые у нас нет. Это невыносимо. И это убивает не хуже пули, застревающей в лёгком.

— Джесс, — мямлит Тобиас. Я отстраняюсь и заглядываю ему в глаза. — Я плохой друг… Прости меня.

Я отрицательно качаю головой.

— Нет. Я не могу и мечтать о друге лучшем, чем ты. Ты мой брат, Тобиас, — его голубые глаза в полумраке отливают серебряным блеском. — И я не дам тебе умереть, слышишь? Потому что боевые братья погибают вместе, а я ещё не собираюсь на тот свет.

Губы Четыре растягиваются в слабой кривоватой улыбке.