И занавес опускается (ЛП)

— Если вы надеетесь с помощью писем выяснить личность убийцы и поймать его, то именно это письмо в «Таймс» может вам помочь. Благодаря его длине, мы можем получить важную информацию о лингвистических привычках автора и его истинном подчерке. На короткое время любой может изменить манеру изложения и написания. Но вот на длительный промежуток… Его манера письма одинакова на всём протяжении листа, а значит, мы можем с уверенностью утверждать, что видим истинный подчерк человека.

— Почему его тон стал более небрежным? — спросил я и процитировал написанное. — «Это ваш шанс на самую крупную статью дня. Ваша работа?»

— Он пишет для другой аудитории, — тихо произнёс Алистер. — Обращаясь в газету, а именно в «Таймс», он взаимодействует с людьми, которых там не было. Эти люди не знают его жертву, не видели её тела. Значит, для него важно не столько то, что он сделал, а то, кто он и чего хочет.

Так кто же он? И чего хочет?

Я перечитал письмо, вновь заметил тревожное «ад ждёт» и невольно содрогнулся. Неприятно было сегодня утром смотреть на жертву, но ещё более пугающим для меня было чтение его письма.

Доктор Вольман снова заговорил, привлекая моё внимание к письму.

— В его истинном почерке буквы довольно широкие с частым отрыванием ручки от бумаги. Это движение пера прочно укоренилось в нём, и ему будет очень сложно избавить себя от этой привычки и скрыть её. Сравните написанное.

Он указал на начальные строки в каждом письме.

— Заметили? В каждом случае он сначала пытался писать с наклоном влево. Но не смог удерживать эту манеру долго. Поэтому к середине письма, — доктор Вольман показал нам, где именно, — он вернулся к своему настоящему написанию с лёгким наклоном в правую сторону. И во всех его «у» и «д» есть характерные петли, которые, как я считаю, настоящие.

Доктор Вольман был доволен собой, продолжая:

— Также с определённой уверенностью могу вам заявить, что автор — человек в самом расцвете сил. У вас может возникнуть искушение решить, что он старше и у него слабые руки, раз пишет так мелко.

Я кивнул. Про этот убористый почерк я подумал в первую очередь.

— Но если бы он был пожилым, вряд ли мы увидели эти постоянные отрывы ручки от бумаги. Я вам уже показал, что с возрастом возрастает неровность и неуверенность письма — а у него все строки написаны одинаково уверенно.

Несомненно, умозаключения доктора были весьма интересны, но я продолжал сомневаться, что это на самом деле сможет помочь нам определить личность автора писем — если нам только не улыбнётся удача, и убийца не подпишется настоящим именем.

Я произнёс это вслух, и, к моему удивлению, он согласно кивнул.

— Существует определённый предел возможностей для анализа почерка, детектив, — улыбнулся доктор. — Но то, что смогу, я вам обязательно скажу.

— Значит, по подчерку о его личности вы не можете ничего сказать? — уточнил я.

Я слышал, что некоторые эксперты в области почерков способны на такое. Признаться, именно этого я от этой встречи и ожидал.

— Это совершенно другая область исследования, называемая графологией, — трезво рассудил он. — И поскольку вы можете обратиться к графологу, чтобы определить, не скажет ли он вам чего-то нового, должен предупредить: будьте осторожны. В этой сфере сейчас много шарлатанов, которые возьмут деньги, а взамен предоставят вам плоды своих неуёмных фантазий, никак не связанных с научными знаниями.

Он отодвинул стул.

— Джентльмены, — он пожелал нам спокойной ночи. — Этим вечером я собирался посетить одно шоу. И вам тоже стоит поторопиться, если не хотите опоздать.

Я взглянул на часы: половина восьмого.

Алистер положил на стол несколько купюр и с огромной неохотой согласился, что нам пора, не переставая сетовать на то, что мы так и не попробовали десерт.

— «Шерри» заказывает свежайшую клубнику прямо у Генри Джоралемона из Нью-Джерси. Его удачные эксперименты позволяют ему собирать урожай прекрасных ягод каждый месяц.

Алистер скорбно посмотрел на соседний столик, где посетители пробовали сырную нарезку и клубничный десерт.

— Такое впечатляющее лакомство, и мы его пропускаем.

Алистер настоял на том, чтобы купить лучшие билеты за два доллара, поэтому вскоре мы уже сидели по центру в третьем ряду.

Мы очень извинялись, что заставили полряда уважаемых господ подняться и пропустить нас за пару минут до начала.

Затем я глубоко утонул в мягких бархатных креслах и позволил полумраку окутать меня. Музыканты в оркестровой яме начали громко и ярко играть увертюру.

Первый акт представлял собой череду музыкальных и танцевальных номеров, пытавшихся компенсировать невразумительный сюжет. Возможно, всё дело в моём воображении, но у меня создалось впечатление, что актёры и актрисы сегодня просто одеревенели.

Естественно, к этому времени они уже должны были знать, что убита одна из их коллег. Удивительно, как они вообще вышли сегодня на сцену.

Едва с объявлением антракта включился свет, как кто-то резко хлопнул меня по плечу.

— Вы детектив Зиль? — спросил мужчина громким шёпотом.

Я кивнул.

— Тогда это вам.