И занавес опускается

Передо мной на кофейном столике лежала куча популярных журналов и газет: «Харпер», «Мир», «Таймс» и еженедельный вестник «Эпоха Нью-Йорка». Все они были мятые, замусоленные и не раз прочитанные. Там же лежала брошюра из Африканской методистской епископальной церкви Сиона — «Матери всех церквей», как называли её большинство прихожан.

— Я должен спросить: кто сказал вам искать меня здесь?

Его голос слегка дрожал.

Он казался ещё более обеспокоенным, чем вчера в участке, если такое вообще возможно.

Я не хотел признаваться, что это был репортёр «Таймс» — по крайней мере, пока — и ответил просто:

— Это был человек, также вовлечённый в расследование. Он посоветовал поискать вас здесь для дальнейшего опроса.

Меня пронзила мысль: если Райли и Богарти знали об истинном местонахождении По, то были ли они в курсе, какой приём меня здесь ожидает?

Если да, то они явно хотели меня запугать.

Но в этом не было смысла.

Значит, они получали извращённое удовольствие, сталкивая меня с ситуацией, с которой даже более опытный сотрудник полиции сталкивается далеко не каждый день.

Тимоти поморщился.

— А я был так осторожен. И откуда кто-то мог узнать про мои отношения с Уолтером?

Он вдруг резко выпрямился и запаниковал.

— Люди в театре тоже знают?

— Я им не говорил, — мягко ответил я.

Он застыл испуганно и уставился на меня.

Я попытался сравнить этих двух человек: тихого, озабоченного Тимоти, которого я опрашивал вчера, и Тимоти, сидящего передо мной сейчас — всё ещё робкого, но живущего такой жизнью, которая шокировала бы и человека, далёкого от пуританских взглядов.

В том числе и меня.

Несмотря на то, что я верил, что каждый может распоряжаться своей жизнью так, как ему вздумается, к такому я готов не был.

И всё же Тимоти По был тем же самым человеком, которого я опрашивал ранее: напряжённый, уязвимый… И подозреваемый в убийстве. Поэтому пока я сфокусировался на вопросах, касающихся дела, зная, что позже у меня получится лучше разобраться со всем остальным.

По до сих пор лгал? Его беспокойство из-за театра казалось неподдельным, и всё же…

Я произнёс ещё мягче:

— Мне нужно, чтобы вы рассказали, что делали вчера.

Он не ответил.

Находящийся на кухне Уолтер, казалось, не обращал на нас внимания, но я был уверен, что он ловит каждое слово. Не сомневаюсь, что он занял такую позицию, чтобы наблюдать за нами, пока сам с остервенением утюжил чёрные брюки и белую рубашку.

Задача была непростой: на печке стояли три утюга, и как только один остывал, Уолтер брал другой. Наверно, ему надо было не только убрать все складки на одежде, но и высушить её, потому что погода на улице пока ещё была слишком холодной для сушки.

Я решил попробовать другую тактику.

— Уолтер, как долго Тимоти находился здесь с вами? — спросил я.

Мужчина поставил на плиту остывший утюг и поднял брюки вверх на вытянутых руках. Удовлетворённо хмыкнул, повесил их на спинку стула и зашёл к нам в гостиную, где сидел молчаливый и несчастный Тимоти.

— Не обижайтесь, детектив, но каким образом подробности нашей личной жизни помогут вам в раскрытии дела?

— Капитан Малвани считает мистера По возможным подозреваемым в убийстве. Не знаю, прав он или нет, — заметил я, — но теперь любые подробности жизни мистера По относятся к делу.

— Тим только начал пользоваться успехом в театре, а ваши расспросы ставят под угрозу его будущую карьеру, — произнёс Уолтер с заметным предупреждением в голосе.

— Он не рассказал вам, что вчера был доставлен на допрос по подозрению в убийстве?

— Но вы его отпустили, — Уолтер говорил медленно и размеренно. — Вы, очевидно, сняли с него подозрения.

— Пока нет. Капитан обеспокоен, — сухо ответил я. — Мистер По остаётся пока подозреваемым, пусть и без достаточных улик, чтобы держать его в тюрьме. Но ложь полиции — неприятный факт. Поэтому если он хочет сохранить свою свободу, я должен узнать правду.

Уолтер тяжело вздохнул, а Тимоти потёр лоб, словно пытался избавиться от назойливой головой боли.

И они вкратце ввели меня в курс дела.

Они познакомились пять лет назад, когда Тимоти приехал с гастролями спектакля в Джерси, а Уолтер работал там официантом. Но семья Уолтера жила здесь, на углу Минетта-Лейн, хотя некоторые из родственников и переехали на север в «Маленькую Африку[7]».

— Верьте или нет, но мой отец — ирландец, а вот мать уже родилась рабыней в Вирджинии. Я жил здесь всю свою жизнь, — добавил он просто. — И я знал, что только в пределах этих трёх кварталов мы с Тимом можем наладить совместную жизнь.

Я неловко кашлянул.

— Если позволите… Я знаю, что в театральной среде есть множество личностей, не живущих по диктуемым им традиционным обществом нормам. Так почему вас заботит то, что в театре узнают, что вы…

Уолтер и Тимоти так пристально на меня смотрели, что я запнулся и неловко пробормотал:

— Ну, что вы…

— Что меня можно обвинить в грехе Оскара Уайльда? И что мне нравится мужчина африканского происхождения?

Тимоти вдруг вызывающе посмотрел мне в глаза.