И здесь граница

В тот же день мы выяснили: таких офицеров в штабе инженерных войск нет и не было.

Один из задержанных, помню, здоровенный, черноволосый, упорно отмалчивался, другой, помоложе, желая облегчить свою участь, дал показания. Выявление минных полей и составление отчетных карточек оказалось, как и следовало ожидать, легендой, подкрепленной искусно подделанными документами. На самом деле подыскивалась достаточных размеров лесная поляна, пригодная для ночной посадки десантного самолета.

Кто и когда прилетит, им неизвестно, знали лишь, что по условному радиосигналу самолет приземлится и возьмет их на борт.

Вскоре из Москвы поступила радиограмма, что Кальтенбруннер утвердил район приземления и дату. Незваных гостей следовало ожидать со дня на день.

Гладко дело шло, как по маслу, однако в самый последний момент случай поломал всё и вся. Десантный самолет проскочил подготовленную для него поляну и сел значительно дальше. А там — ямы, кусты. Чудом не перевернулся и не взорвался.

Авария оказалась серьезной, нечего было и думать подняться в воздух.

Экипаж самолета выловили, тогда-то мне и довелось познакомиться с Кюммером. Но те, главные, ради кого гитлеровцы проводили всю эту рискованную операцию, успели ускользнуть.

Кублашвили досадливо вздохнул.

— Почему-то негодяям обычно везет!

— Не всегда. Их поймали. И было это вот как. Дождливым осенним утром к одному цз КПП на дальних подступах к Москве подъехал «виллис» с брезентовым верхом. Рядом с водителем — моложавый широкоплечий майор в матерчатой фуражке, какие шили в войсковых частях доморощенные умельцы.

«Виллис» застыл перед опущенным шлагбаумом. Мотор рокотал на малых оборотах. Водитель, скуластый хмурый ефрейтор, не снимая рук с баранки, невозмутимо откинулся на спинку сиденья.

Майор порылся в видавшей виды кожаной полевой сумке и достал командировочное предписание. Затем из левого кармана гимнастерки — удостоверение личности. При этом плащ-палатка соскользнула с плеч, и дежурившие на КПП увидели, что на левой стороне груди у него три ордена Красного Знамени, а на правой — ордена Александра Невского, Красной Звезды и Отечественной войны второй степени. Над ними желтели ленточки тяжелых ранений.

Вояка этот майор, по всему видать, был отчаянный. Полный, как говорится, иконостас.

Старшим на том контрольно-пропускном был мой товарищ, капитан Зуев из контрразведки «Смерш» (от него я потом и узнал все подробности).

Внешность у Володи Зуева, должен вам сказать, самая обыкновенная. Лицо добродушное, нос кирпатый, фигура медвежья. О таких говорят: неладно скроен, да крепко сшит. Свою форму он, разумеется, заменил на старенький бушлат со старшинскими погонами и выцветшую пилотку.

Проверил Зуев командировку, путевой лист и говорит: «Ошибочка вышла… Индекс на путевке не тот. Начальству обязан доложить», — и кивнул в сторону избы, стоявшей чуть поодаль.

Майор вскипел. «Старшина, мне некогда слушать ваши басни! Я — офицер связи штаба фронта. Следую в Москву в генштаб. — Тут он, верно, для убедительности достал из сумки засургучованный, прошитый на углах пакет с четким штемпелем «Сов. секретно». — У меня документы особой срочности на имя… а вы мне всякую чепуху городите!»

Но Зуева на испуг не возьмешь. Выслушал все это и развел руками.

«Я, — говорит, — человек маленький. Начальство надо мной поставлено, с ним и разговаривайте».

Майор просто рассвирепел. Ругаясь так заковыристо, что, пожалуй, и одесские биндюжники позавидовали бы, он вышел из машины.

«Идемте! — кричит. — Окопались в глубоком тылу и мудрят. За такую самодеятельность вам не поздоровится! Я этого безобразия так не оставлю!»

Зуев молча шагнул в сторону и, уступив майору дорогу, шел за ним по тропинке. «Мое дело маленькое, — бормочет, — делаю, что приказано…»

Идет Зуев в нескольких шагах за тем майором и лихорадочно вспоминает текст поступившей из центра ориентировки. Все мы тогда ее получили. Дословно, разумеется, сейчас не помню, но примерно было так: «Разыскивается агент абвера, высокий рыжеватый блондин, лет тридцати. Снабжен фальшивым удостоверением личности офицера связи. В общевойсковой форме майора с несколькими орденами и знаками ранений. Глаза чуть навыкате, уши квадратные… При задержании опасен…»

Видит Зуев, что приметы сходятся. Совпадает и словесный портрет водителя. Теперь уже он был уверен, просто на все сто процентов убежден, что на «виллисе» прикатили Мешков и Чмиль, о которых, как мы, участники той операции, догадывались, по соответствующим каналам информировал весьма осведомленный человек из Берлина. Неоценима твоя помощь, неведомый друг и товарищ!

И тут Зуев, больше не колеблясь и не сомневаясь, перевесил автомат с правого плеча на левое — условный сигнал для тех, кто в избе незаметно наблюдал за всем происходящим у шлагбаума.

Мешков (а это был он) сердито рванул на себя дверь и вошел в полутемные сени. Вошел и, глухо вскрикнув, попятился. Но Зуев с силой толкнул его в спину, а четыре дюжих руки втянули в избу.