Художник сбросил с мольберта покрывало, и гости увидели картину. В лесной чаще, среди густой зелени и цветов, слегка откинувшись на камень, безмятежно спала дева. Струящаяся шелковая накидка ниспадала с безупречного молодого тела, слегка обнажая грудь и ноги. Лицо красавицы было спокойно и счастливо. Ничто не омрачало ее отдыха. В отведенной с небрежной грацией руке, между вторым и третьим пальцами лежала веточка, очень напоминающая Галин мундштук. Венок из полевых цветов завершал нежный образ прелестницы. Во всем чувствовалась гармония. Картина была написана быстрыми, уверенными мазками. Казалось, художник спешил перенести на холст задуманный образ, боясь упустить что-то важное, переполняющее его в момент творчества. Каждый штрих попадал в цель, с точностью отражая характер и настроение мастера.
Гости мельком взглянули на холст, сказали пару сальных шуточек в адрес обнаженной девы и выпили за здоровье жениха и невесты. После тоста Гала подошла к картине.
– Александр Владимирович, дайте, я вас, голубчик, обниму за прекрасную работу. Оценила. Оценила ваше мастерство и умение видеть то, что сокрыто от простых людских глаз. Скажите, после замужества я останусь дамой вашего сердца?
– Галина Борисовна, обижаете! Это навсегда, – улыбаясь ответил художник.
– Тогда напишите на обратной стороне холста «Утомленная в мечтах». И подпись, пожалуйста. Надеюсь, вы помните, когда ее написали?
После сытного ужина и подарков всем захотелось развлечений. В этот вечер выбор музыки был так же разнообразен, как и угощение на столе. Яшка и Рэйзел с радостью меняли пластинки на патефоне и по очереди крутили ручку согласно инструкции, продиктованной тетей Сарой. Гости кружились в вальсе, отплясывали фокстрот и шимми, выпивали, закусывали и снова танцевали без устали, забыв про виновников торжества. Гала с Давидом, уставшие от шума и внимания, пересели на скамейку под старым платаном.
С заходом солнца все немного притомились и, как обычно бывает в такие минуты, расселись группками для задушевных бесед. Воспользовавшись затишьем, Давид попросил друга сыграть на дудуке. Без лишних слов Мигран поставил на стол узкий деревянный футляр и вытащил из него инструмент, очень похожий на флейту. Соединив трубку с тростью[8]
, он сделал несколько упражнений для губ и заиграл. Удивительная по своей красоте музыка, рожденная в кусочке абрикосового дерева, уже с первых нот заставила всех замолчать. Несмотря на мягкий приглушенный звук, она была эмоциональна и выразительна. Необыкновенная сила таилась в бархатистом тембре этого маленького и хрупкого на вид инструмента. Он трепетал в руках музыканта, завораживал и манил за собой в небесную даль. Немного погодя, как по мановению волшебной палочки, одна за другой начали падать звезды. Казалось, плач дудука разбудил дремавшие в вечности светила, заставил их вспомнить о настрадавшихся за время войны людях и изменить привычный небесный ход. Звезды летели на землю не торопясь, словно заботились о тех, кто в этот момент загадывал самые сокровенные желания. И сей же час на жителей бескрайнего Черноморья снизошло ощущение покоя и умиротворенности.Эпилог
История одесского дворика подошла к концу. Вы спросите, как сложилась последующая жизнь героев? Весьма неплохо, отвечу я. После свадьбы Гала ушла жить к Давиду и с удовольствием воспитывала его племянницу, ставшую по вине войны сиротой. Нерастраченные материнские чувства она с лихвой вложила в прелестное кареглазое создание и была весьма довольна результатами своего труда. По выходным они всей семьей ходили в кинотеатр, где перед каждым сеансом легендарный Лева Саксонский выделывал на своем барабане «черти шо». И это того стоило!
Семья Соловейчик все-таки заглянула к мастеру за новой скрипкой. От обилия слесарных инструментов Яшка пришел в восторг и спросил разрешения хоть иногда прибегать в мастерскую. Видя искренний интерес ребенка, Натан задумался на секунду и произнес:
– Похоже, мальчик имеет склонность к ручной работе, и мне это нравится. Но! Есть одно условие! Хороший мастер должен уметь играть на скрипке. Придется окончить музыкальную школу, молодой человек.
Яшка нехотя пообещал продолжить занятия. Уже после нескольких дней работы в мастерской он стал с бо́льшим уважением относиться к инструменту. У Натана ему нравилось все: запах древесных стружек, клея с лаком, маленькие, словно игрушечные, рубанки, и главное – все это было аккуратно разложено по своим местам. Он с завидным усердием выполнял кропотливую работу, и учитель не жалел для него похвалы. Он стал-таки скрипичным мастером, скажу я вам, и очень даже хорошим. А привезенные отцом немецкие инструменты ему пригодились все до одного.