И жили они долго и счастливо

Дуболом мотнул головой и испарился, а мешок в раз потяжелел, словно в него накидали пару килограммов картошки. Нож, лишившись опоры, с тихим лязгом упал на пол. Настя дотянулась до него и вцепилась в рукоять.

— Ты в порядке? — прокричал подбежавший к ней Сокол. — Прости… Там этот чертов самоубийца очухался и в очередной раз выбрал не ту сторону, Горынычу его в пасть. А любители флоры внезапно оказались вооружены. Пока я на них отвлекся, один из парочки и сбежал. Боги, Настя, прости меня, я…

— Не ори, — ответила Настя, все еще пытаясь прийти в себя, — оглохну и тогда точно буду не в порядке. И хватит извиняться, сама подставилась.

— Надо было увести тебя силой.

— Чтобы я пропустила самое веселье? Так бы я тебе и позволила…

Сокол помог ей подняться и забрал суму. От пережитого Настю малость штормило, адреналин все еще гулял в крови. Финист подхватил за шкирку толстячка и, не особо заботясь о его благополучии, потащил по коридору. Настя поплелась следом. В бильярдной было холодно: в ожидании подкрепления Сокол открыл окно. На полу ровненьким рядком аки шпалы лежали связанные магической цепью нарушители. Рядышком, на одном из диванов у стены, сложив ручки на колени как послушные малыши-детсадовцы, сидели игроки со второго стола. Двое с сумкой все еще томились за решеткой. Настя пригляделась к ним. Порванные костюмчики — ее ножи так и остались торчать в стене — были дешевые, часики поддельные, обувь явно с рынка. Совсем мальчишки, лет по двадцать пять. И зачем во все это ввязались? Ее незадачливый ухажер извивался на полу и сыпал какими-то именами, его друзья вторили следом, но без должного энтузиазма и слишком тихо, чтобы разобрать что-то конкретное.

Сокол положил хозяина заведения рядышком со всеми и даже не стал тратить на него магию. В этот момент в открытое окно влетела стайка воробьев, возглавляемая грачом.

— А вот и твои боевые воробушки, прям отряд быстрого реагирования, — мрачно усмехнулась Настя. — Что, против ветра летели?

Птицы ударились об пол, и одна за другой обернулись статными молодцами. Последним перевоплотился грач. Это был высокий коренастый мужчина. Длинные черные волосы он убирал в косы, связывая их между собой, а если было лень возиться, то в пучок. Еще он носил бороду, голливудскую, густую, но аккуратную, которой, — как он считал втайне, а на самом деле нет, — очень гордился. Он откликался на кличку Грач, в отделе значился заместителем Сокола и по сути был его правой рукой и другом. Он осмотрел помещение цепким взглядом черных глаз и остановил свой взор на Насте.

— Привет, Гриш, — поздоровалась она, понимая, что он не хочет ошибиться.

— Анастасия Никитична, не опознал вас под вашей маскировкой, сгораю от стыда, — заулыбался он ей. — Так мы же знали, что вы здесь, а значит, все под контролем, вот и не торопились.

Настя засмеялась, чувствуя, как ее понемногу отпускает. Вроде бы истерики не предвиделось.

— Не льсти мне, — покачала головой она, — это вас не спасет, лишь ускорит расправу.

— Зато перед смертью буду знать, что успел сделать вам комплимент. Что вы так редко заходите, без вас в отделе ничто не скрашивает наши трудовые будни.

— Я вам раскрашу будни! — рявкнул Сокол.

— Ой, Сокол, а ты, я смотрю, сильно изменился за лето, — не удержался от колкости Григорий.

Сокол со свистом втянул воздух и содрал с шеи кулон на шнурке, отвечающий за личину. Тот, кто пытался зазывать Настю к своему столу, сдавленно ойкнул и перестал перечислять имена своих покровителей.

— Значит так, — рявкнул Финист, обращаясь к повязанным и доставая из кармана джинс удостоверение. — Отдел магического правопорядка. Начальник отдела Соколов Федор Яковлевич.

Он подошел к клетке и щелкнул по одному из прутьев пальцем, и прутья испарились, на полу вновь лежал гребень, который Сокол убрал в карман. Подоспевшие воробушки увели парней от стенки, а сумку Финист положил на пол перед сидящими на диванчике.

— Будете понятыми, — сказал он.

Те согласно закивали. Пережитый страх отступал, перерастая в интерес. Сокол присел на корточки и расстегнул молнию.

— Что и требовалось доказать, — пробормотал он без всякой радости, уперевшись взглядом в проложенные бумагой ровные ряды стеблей с большими зелеными листьями и белыми цветами. — Понятые, все всё видят?

Юноши закивали с удвоенным рвением.

— Гриш, составь протокол. И мальца привлеки, пусть учится, ¬— он кивнул на юнца лет двадцати, свое последнее приобретение.

Безусый мальчишка старался держаться гордо и всепонимающе, но малость дикий взгляд выдавал полную дезориентацию. Он то ли с ужасом, то ли еще как смотрел на Настю. Она с трудом подавила желание потрепать его по пшеничным волосам. Вместо этого подошла к стене и легко, словно та была не из кирпича, а из масла, вынула свои ножи, любовно погладила их по лезвиям, ища в них поддержку. Металл для них добыл ее старший сын, выковал их — средний, заговорил — младший. Все ее ножи служили ей верой и правдой и слушались только ее. В ответ она холила и лелеяла их и старалась не поить кровью.

— А это что? — вдруг спросил Сокол.