И жизнь, и слёзы, и любовь. Жизнеописание Анны Керн…

На другой день Пушкин привёз мне обещанное кольцо с тремя бриллиантами и хотел было провести у меня несколько часов; но мне было нужно ехать с графинею Ивелич, и я предложила ему прокатиться к ней в лодке. Он согласился, и я опять увидела его почти таким же любезным, каким он бывал в Тригорском. Он шутил с лодочником, уговаривал его быть осторожным и не утопить нас.

А.П. Керн. Дневник.

Не знаю, долго ли я уживусь в дружбе с этой женщиной. Она удивительно неровна в обращении, и, кроме того, малейшее противоречие, которое она встречает в чувствах других со своими, мгновенно отталкивает её от них. Это уж слишком переутончённо.

А.В. Никитенко. Дневник.

Несколько дней спустя он приехал ко мне вечером и, усевшись на маленькой скамеечке (которая хранится у меня как святыня), написал на какой-то записке:

Я ехал к вам. Живые сны

За мной вились толпой игривой,

И месяц с правой стороны

Осеребрял мой бег ретивый.

Я ехал прочь. Иные сны…

Душе влюбленной грустно было,

И месяц с левой стороны

Сопровождал меня уныло!

Мечтанью вечному в тиши

Так предаемся мы, поэты,

Так суеверные приметы

Согласны с чувствами души.

Писавши эти строки и напевая их своим звучным голосом, он при стихе:

И месяц с левой стороны

Сопровождал меня уныло!

– заметил, смеясь: «Разумеется, с левой, потому что ехал назад!»

Это посещение, как и многие другие, полно было шуток и поэтических разговоров.

А.П. Керн. Воспоминания о Пушкине.

Вдохновительница этих стихотворений (Я ехал к вам, живые сны…) показывала мне последнее стихотворение в подлиннике, не знаю почему изорванном в клочки, на которых, однако, можно было рассмотреть, что эти три, по-видимому, так легко вылившиеся строфы стоили Пушкину немалого труда. В них было такое множество переделок, помарок, как. ни в одной из случившихся мне видеть рукописей поэта.

А.И. Подолинский. Русская старина, т. 26.

Анненков называет чувство Пушкина «мгновенным порывом»; но порыв этот был черезвычайно силён, ярок и доходил до экстаза, до бешенства, переливаясь всеми оттенками чувства – от нежной сентиментальности до кипучей страсти.

Л. Б. Модзалевския, с. 60

Анна Петровна, я вам жалуюсь на Анну Николаевну – она меня не целовала в глаза, как вы изволили приказывать. Прощайте, прекрасная.

Весь ваш Яблочный Пирог.

Пушкин – А.П. Керн. 1 сентября 1827 г.

Вечером был у госпожи Керн. Видел там известного инженерного генерала П.П. Базена. Обращение последнего есть образец светской непринужденности: он едва не садился к г-же Керн на колени, говоря, беспрестанно трогал её за плечо, за локоны, чуть не обхватывал её стана. Удивительно и не забавно! Да и пришёл он очень некстати. Анна Петровна встретила меня очень любезно и, очевидно, собиралась пустить в ход весь арсенал своего очаровательного кокетства.

А.В. Никитенко. 18 сентября 1827 г.

Вечером (24 мая) я зашёл в гостиную Серафимы Ивановны, зная, что застану там г-жу Керн… Вхожу. На меня смотрят очень холодно. Вчерашнего как будто и не бывало. Анна Петровна находилась в упоении радости от приезда А.С. Пушкина, с которым она давно в дружеской связи. Накануне она целый день провела с ним у его отца и не находит слов для выражения своего восхищения. На мою долю выпало всего два-три ледяных комплимента, и то чисто литературных.

А.В. Никитенко. Дневник.

Пушкин был невыразимо мил, когда задавал себе тему угощать и занимать общество.

А.П. Керн. Дневник.

Сегодня г-жа Керн прислала мне часть записок своей жизни для того, чтобы я принял их за сюжет романа, который она меня подстрекает продолжить. В этих записках она придаёт себе характер, который, мне кажется, составила из всего, что почерпнуло её воображение из всего прочитанного ею.

А.В. Никитенко. 22 июня 1827 г.

Вечером читал отрывки своего романа г-же Керн. Она смотрит на все исключительно с точки зрения своего собственного положения, и потому сомневаюсь, чтобы ей. понравилось что-нибудь, в чём она не видит самоё себя. Она просила меня оставить у неё мои листики.

А.В. Никитенко. 23 июня 1827 г.

…я нахожу, что ваш Герой не влюблен! – что он много умствует и что после холодного, продолжительного рассуждения как бы не у места несколько пламенных и страстных выражений. Я бы думала заставить его (относясь к ней же, может быть) говорить всё это прежде, чем он полюбил её всеми способностями души; но после – не годится. Глубокое чувство – не многоречиво… Поверьте, что я не ошибаюсь, и чтение и опытность позволяют мне судить о сей статье.

А.П. Керн – А.В. Никитенко. 24 июня 1827 г.

Я не ошибся в своём ожидании. Г-жа Керн раскритиковала, как говорится, в пух отрывки моего романа. По её мнению, герой мой черезвычайно холодно изъясняется в любви и слишком много умствует, а не просто умничает.