И звуки, и краски

— Беско… о чем ты говоришь? Тебя смущают различие в формах жизни, которые ты ощутил на себе. Ты не заслужил этого взлета. Я имею в виду именно службу, Лен. Тебе все это далось сразу, одним махом. И я думаю, в этом вся причина. Возьми себя в руки, Лен. Жизнь — жестокая штука. И не твоя вина, что ты тут, а не на карьере, скажем. Все это от усталости. Тебе просто надо отдохнуть.

— Дан, дайте мне возможность вернуться в деревню. У меня там девушка.

Беско заметил, как вытянулось лицо Дана. Похоже, он удивил своего собеседника более всего именно тем, что в деревне, где он жил, осталась девушка.

Беско еще раз внимательно вгляделся в лицо Функционера, но там уже нельзя было разглядеть ничего.

* * *

— Какой бред! — пробормотал Хан, читая инструкцию, написанную психологом. — Значит, если я стану говорить Ге эти слова, если она просмотрит две указанных телепередачи, то она попросится с ним на аэродром? А потом сама сядет в самолет? Бред собачий! А если… А если и мне кто-то говорит несуразные слова, так же закрывает рукой ухо или расстегивает верхнюю пуговицу? А потом я тоже куда-нибудь еду и что-то делаю? Надо заняться психологами… Какие, к чертовой матери, танки? Какие бомбы?.. Застрелю первого, кто при мне пуговицу расстегнет!

Послышались позывные правительственной связи. На стене появилось изображение Хранителя Веры. Вид Пойко Пона неизменно вызывал у Хана мысль о тщете человеческого существования. На этот раз вид у Хранителя Веры был синюшный. Дыхание давалось ему с трудом. Булькая и хрипя, он начал было говорить, но вынужден был прерваться. Выпучив глаза, он присосался к аэратору, показывая рукой: «Подожди!» Хан терпеливо ждал, заложив руки за спину и покачиваясь на носках.

«Кем заменять? — думал он, глядя на Пона. — Видит Бог, некем».

Сделавший за двадцать лет карьеру от учителя истории в школе до Хранителя Веры Пойко Пон и в самом деле был незаменим: уникальная память в сочетании с природной изворотливостью и способность обоснования любой точки зрения. Эти же качества позволяли ему без проблем поддерживать определенный уровень дворцовых интриг. Если учесть к тому же, что обставляя себя людьми нужными, Пон никогда не забывал и про людей умных, то ему и в самом деле цены не было. Но, но… Не дал бог здоровья… Как в том анекдоте: «Что старичку Былко прыгать мешает?»…

— Хан! — нашел наконец в себе силы Пойко Пон. — Инцидент на границе когда дашь? Все шмутье идет с наклейками…

И еще, что ты хочешь с троицей вчерашней делать?

— Ты о чем?

— Издательство… подполь…

Пойко опять задохнулся и приник к трубке аэратора, махая рукой.

— Не читал, — ответил Хан. — Третий день к монитору не подхожу.

— Отдай. Двоих. Редактор и фотограф там у них… Отдай.

— Ох, Пон… Собрал ты у себя гнездо осиное… Диссидент на диссиденте сидит и врагом Режима погоняет… Ты бы хоть через одного моих брал.

Пойко Пон забулькал довольный шуткой. Смех у него получался.

— Твои… дураки… А диссиденты… они ведь от чего диссиденты? Штанов нет — вот и диссидент. Я их из тюрьмы в бардак, из бардака на море… Они у меня потом оды пишут… Дашь?

Пойко Пон уже побагровел, доведя тон лица до фиолетового.

— Бери! — махнул Хан рукой.

Экран потух.

Усевшись за монитор, Хан вызвал информационные сводки. Во внешнеполитических было затишье. Было бы лучше, если бы горячая точка существовала. Тогда не пришлось бы ее создавать. «Образ Врага надо пестовать!» — такова заповедь успешного политика. Вспомнил он наставление Великого Старца Лейко.

За внешнеполитическими новостями шел обзор экономического состояния страны. Хан скользил по сводкам, свидетельствовавшим о неизбежном крахе. Боль в правом подреберье, обычно стонущая, стала нестерпимой. Он согнулся, морщась от боли физической, умноженной на духовные страдания. Понимание неизбежности краха пришло к нему раньше, чем он стал Хранителем. Но формула «Мы ушли, пусть крыша падает» придумана не им. Всегда казалось, даже тогда, когда он встал во главе страны, что неизбежный крах, свидетельства которого появлялись то там, то тут, а их уничтожали, с ними боролись, никогда не побеждая их полностью, всегда казалось, что этот крах случится потом… после него, после всего. Не сейчас и не с ним.