Я-1 (Клаутрофобическая поэма) (2002 г.)

Она – слабая женщина. На фига ей на себя ответственность брать хотя бы даже за тот мудацкий, будь он проклят (что, видимо, и произошло, по чьему мановенью – не знаю), комок, каким я родился на этот свет, сотворённый ремесленником средней руки, что, конечно, едва ли тяготит его самого. Нам ли, гениям, не знать, что твёрдый доход приносит только ежедневная работа над собой, заключающаяся в том, чтобы ни словом, ни звуком, ни улыбкой, ни покашливанием, ни жестом не выдать себя; не дать повод работодателю усомниться в том, что ты такая же посредственность, как и все, и он может быть совершенно спокоен.

Есть и ещё один момент. Время от времени в работодатели выбиваются гении, а гении всегда агрессивны, поскольку живут среди тупиц, и это постепенно и незаметно для них самих озлобляет. Хотя злиться на тупиц бесполезно – умней не станут. Гении это знают. Поэтому их безотчетная злоба направлена на своих собратьев, таких же гениев. Жить внутри гениальной души, не имея выхода наружу, злоба не может и не должна, ибо быстро протухает. Отсюда вывод: придача огласке факта своего родства с гением, который является твоим начальником – дело опасное. Тем более с гением, который является твоим подчинённым.

Сегодня я нарезАл круги вокруг одного ангара в ожидании зарплаты от бухгалтерши корпорации «Теледом», и мне страшно захотелось позвонить Дулову, позвать в гости, сесть с ним у нас на балконе с бутылкой «Посольской» и проводить закат. ( Асегодня в отъезде. На даче у Живовой.) И я позвонил. И Дулов сказал «спасибо», но выразил искреннее сожаление, что не может воспользоваться моим приглашением, потому что у него много работы. Я знаю, что он сказал правду, но мне грустно, что ничего не вышло.

С пятой стороны (как говорит Живова, а точней, её мама), мало ли кто хочет провожать закат и пить водку со мной, когда при всём желании я вынужден вежливо отказываться.

65.

Я, типа того, потерял смысл жизни или, как принято в беллетристике, утратил его. И я был уложен сначала в «наркологичку», а затем улёгся в НИИ Психиатрии при «Ганнушкина». Там я окончательно охуел и надолго убедил себя в том, что творчество – это патология развития, сродни идиотии или синдрому Дауна (( 8 - c ) Я - бог не потому, что я всё могу, а потому что такой же хороший гусь в человеческом плане).

Из этих моих размышлений, впрочем, не следовало, что жизнь людей нетворческих, но работающих на разнообразных работах, есть норма. В том, что уж это-то полное говно, я не сомневался даже тогда, когда хотел кастрировать себе душу и даже когда вынашивал планы перевязки маточных трубок своего сердца.

И ещё в перерывах между приёмом всевозможных микстурок, таблеточек и внутримышечных уколов релашки (внутримышечно – это значит в жопу) я всё время что-то лениво пописывал в блокноте. Как обычно рисовал какие-то схемки устройства разных изоляционистских организаций с претензией на грядущее мировое господство. В «наркологичке» я создал организацию «КАСТА», а в Ганнушкина – ГА «ИКИ», с ударением на последний слог.

Смысл названия «КАСТЫ» элементарно озвучивал моё праведное потявкивание на тему того, что такие, как я – высший класс, а люди, которые этого не понимают, не понимают этого лишь от того, что тупые и им вообще ничего не дано понимать. Аббревиатура же ГА «ИКИ» расшифровывалась как Гуманитарная Ассоциация «Индивидуальные Культурные Инициативы». И везде у меня был просветительский пунктик, блядь, в рамках которого меня по сию пору не оставила навязчивая идея явить миру свой вариант оркестровки «Песен и плясок смерти» Модеста Мусоргского.

А ещё Лена Трофимова, в своё время посетившая фестиваль верлибра (году в 92-м), где услышала стихи Кузьмина, Львовского и меня, как-то позвонила оному Кузьмину и сказала, чтоб он дал ей наши и свои тексты. Сказала, что, мол, дайте срок, и она их опубликует в некоем альманахе на двух языках, который якобы выйдет в Риме – соответственно, на русском и итальянском.

Из этой затеи, как известно, не вышло и самого маленького хуишки, но зато в 1996 году мы с Мэо по ходатайству той же Лены Трофимовой в компании с нею самой непосредственно и с мужем ея, мол, переводчиком, таки оказались на острове Крк в Хорватии, на странной конференции «Ирония в современной поэзии», организованной инициативной группой Загребского Университета.

Поэтому, хер его знает, что из чего в этом мире проистекает, и выводов делать нельзя.

Так, например, было бы смешно и разумно это самое выражение «так например» обозначить чёткой аббревиатурой наподобие «т.к.» (так как) или «т.е.» (то есть). Моя филологическая интуиция подсказывает мне, что это не столько аббревиатура, сколь титл. Такая, мол, фишка. Т.е. надо такую конструкцию обозначать титлом «т.н.». И ещё надо титлезовать «либо-либо» = л-л, и дело с концом = д.с.к.