Я

История эта была стара как мир: мать - врач в больнице небольшого городка, Фрэнк - летящий в какие-то неведомые… дали заокеанский дипломат, лопнувшая шинка… Вообще-то Фрэнк дипломатом не был, а работал в какой-то компании переводчиком, но когда штатный переводчик, выехавший с их боссом в эти самые… дали вдруг сильно заболел (а нечего было с советскими инженерами в питии крепкоалкогольных напитков тягаться!), Фрэнк взял для быстроты перемещения в пространстве позднего СССР машину у приятеля, как раз в американском консульстве и работавшего, и рванул. Оказалось - не очень далеко рванул, и последнее, что услышал окровавленный кусок мяса в залитой кровью смятой до неузнаваемости жестянки - это пояснение врача скорой помощи о том, где, в какой позе и при каких обстоятельствах эта добрая женщина видела зарубежных консулов, разрешения на нарушение дипломатического иммунитета импортных транспортных средств, нашего министра иностранных дел и даже самого заокеанского президента.

Ну а потом, уже в госпитале нашей гарнизонной больницы (она оказалась ближайшей), он наслушался и маминых инструкций солдатикам-санитарам. И эти незамысловатые, каждому русскому человеку близкие формулировки вознесли маму в глазах Фрэнка до уровня богини: американец оказался не просто филологом-русистом, но и автором фундаментального научного труда, посвященного русскому арго. То есть он думал, что фундаментального - но, послушав матушку, он осознал, что его книжонка может проканать разве что в качестве учебника подготовительной группы детсада…

Фрэнк настоял, чтобы мама приняла от него в подарок компьютер и - по возможности, конечно - написала бы для него все эти "обиходные выражения" с переводом на тот русский язык, которым народ пользуется в советских фильмах для детей среднего и старшего школьного возраста хотя бы. Все бы и закончилось на этом - но тут грянула катастройка, часть, где служили отец с мамой, расформировали, военный городок стал просто поселком городского типа. От прочих отличающийся разве что поголовной телефонизацией (с московскими, несмотря на расстояние, номерами) - и, освобожденные от всех подписок и секретностей, родители вылезли в Сеть. Тогда именно так, с большой буквы и писали. Сначала через фиду какую-то, чуть позже - уже через нормальный интернет - стали переписываться с Фрэнком.

Что, по большому счету, и позволило нашей семье выжить в девяностые: работы в городке не было совсем, а Фрэнк записанные мамой термины (обильно дополненные уже отцом) издал в своей Америке отдельной книжкой - и почти каждый месяц переводил родителям гонорары от ее продаж. В общей сумме набежало больше шестидесяти тысяч долларов: оказывается, что за тетрадку с "образными выражениями" некоторые американцы готовы платить по восемь сотен долларов…

Хватило и на институт. Хотя мне и удалось поступить на бесплатное обучение, но кушать-то хочется, а билет домой стоит куда как больше обеда в столовке, и даже дороже всех обедов за семестр. Хватило бы и на большее, но…

Пьяному трактористу, который врезался на своем "Кировце" в отцов "Жигуль", дали пять лет - но мне от этого легче не стало. Маму врачи в ее же больнице вытягивали еще две недели… в последний день она, придя ненадолго в сознание, с грустной улыбкой сообщила мне ошеломляющую новость:

- Дочка, а я так и не знаю, кто было твой отец… и теперь уж не узнаю. Может у тебя получится? Посмотри в верхнем ящике…

В ящик я заглянула недели через две. Верхний ящик древнего письменного стола - единственный, который в нашем доме запирался. Там хранились платежные книжки, все наши документы… И именно там я с огромным удивлением нашла две красивых красных коробочки. В которых лежали два ордена Красного Знамени и наградные к ним документы - на отца. А с еще большим удивлением я прочла надписи, выгравированные на обороте этих орденов…

 Мама "нашла" отца в госпитале - это я знала. Знала и то, что случилось это где-то на юге. И знала, что вскоре после свадьбы они переехали в наш городок, где и прожили всю оставшуюся жизнь. Где родилась и я, затем постепенно переходя из ясель в детский сад, а затем и в школу.

Уже в детском саду я осознала, что у меня есть просто замечательный повод для гордости: вокруг все обыкновенные Ефросиньи да Анфисы с Евпраксиями, а у меня имена иностранные и вообще их сразу два! Зато в школе, классе в четвертом уже, стала подозревать, что отец - сам Устин Авдеевич - усугубил прадедово чувство юмора армейскими шутками. В городке-то шутников было немного: отца все уважали, а вот в институте мне часто приходилось пояснять, что в фамилии моей - которую прадед и записал - ударение следует ставить на второй слог, по древнему имени великой реки…

Однако на найденных орденах были выгравированы оба моих имени: на одном - судя по номеру, первом - было написано "Оливия", а на втором - "Хлоя". Именно так, в кавычках. Интересно, даже очень… но осторожные вопросы, которые я задавала старым отцовым сослуживцам, показали, что они и не подозревали об этих наградах.