'Я'

Мне кажется, что тяжелые удары войны, раз за разом обрушиваясь на меня, «сбивали» с меня «шелуху» человеческого бытия, обнажая бытие истинное, присущее мне лишь с недавних пор — бытие Властелина Миров, поэтому мои мысли и мои поступки постепенно утрачивали человеческую логику, приобретая иную логику — логику бога. Да, война вызвала к жизни во мне те силы, которые я имел раньше, но которыми боялся воспользоваться — и вот я рождаюсь из оболочки человека — и кем я буду — еще не знаю…

А людей я убил тем же способом, что и раньше — оборвал несколько нервов в определенных местах, и жизнь прервала свое течение в их телах — множество человек умерло мгновенно, в один и тот же миг. Я взял жизни у тех людей, которые были непосредственно связаны с моим делом, а также у тех, кто лишь еле-еле касался его; однако ничьих родственников я не трогал. Отныне я буду жить гораздо спокойнее — мало кто еще раз осмелится навредить мне!

Через несколько дней ко мне в дом зашли двое — они были из службы безопасности главы нашего государства. «Чистильщики» просканировали меня и мое жилище специальными приборами, но ни оружия, ни чего-либо подслушивающего и подглядывающего не нашли, о чем и доложили начальству, после чего мы стали ждать «гостей». Спустя некоторое время к дому подъехали две машины, меня подвели к одной из них, и мы сели в нее. Как мне объяснили мои провожатые, второй автомобиль будет нужен для отвода глаз и поэтому самостоятельно поедет другой дорогой. Тем временем, мы выехали за город, и там, возле опушки леса, нас ждали несколько больших машин — на таких обычно ездят правительственные чиновники. Я перешел в одну из них — там меня ждал глава нашего государства — он наверняка хотел переговорить со мной, но так, чтобы никто не знал о нашей встрече. Я полагаю, что в окрестностях все прощупано и просмотрено соответствующими службами, иначе ему глупо было бы приходить ко мне с такими мерами предосторожности, однако на всякий случай я тщательно осмотрел и окрестности, и мысли окружающих нас людей, а уж мозг моего собеседника я просмотрел с особой тщательностью — итак, теперь я знаю цель нашей встречи и могу спокойно обдумывать свои будущие слова и свое будущее поведение еще до начала разговора.

В закрытом наглухо купе машины не было никого, кроме нас двоих; мы обменялись ничего не значащими репликами, а затем перешли на серьезные темы.

— Что у тебя там произошло в доме молитвы? — спросил меня собеседник.

Салон автомашины был большой и удобный… я подумал, а затем, приняв решение, ответил:

— Я не обязан никому давать отчета ни о чем.

— За это можно сесть в тюрьму, и сесть надолго, — попробовал хоть как-то повлиять на меня мой собеседник.

— Попробуй, рискни, — ответил я ему, — но мне кажется, что ты пришел сюда не за этим.

Как я уже говорил раньше, из его мыслей я уже знал, за чем он пришел ко мне, но ждал, пока он сам не скажет это.

— Не надо ссориться, я пришел не за этой мелочью, — примирительно сказал собеседник. — Просто мне непонятно — вот я и спросил.

— Хорошо, я объясню тебе: я просто доказал следователю и всем остальным людям, что могу убить человека , — подвел черту я. — Итак, я ответил на твой второстепенный вопрос, поэтому спрашивай о главном!

Мы недолго сидели в молчании:

— Я приехал к тебе за советом, — сказал он.

— А почему именно ко мне? — спросил я, хотя прекрасно знал ответ.

— Ты мудр и жесток!

— Жесток?! О, нет! — изумился я. — Вы все меня совсем не поняли: я не жесток, потому что жестокому человеку нравится боль и страдания других, а мне — нет. Когда мне надо сделать что-либо подобное, я никогда не испытываю радостного наслаждения, а лишь делаю то, что должен сделать; и ты, и любой другой человек на моем месте сделали бы то же самое!

Так в чем же заключается твое дело?

— Война скоро закончится нашей победой, но некоторые люди, которые по плану должны были погибнуть во время войны, сдались, да так, что мы не смогли им отказать. Они — и военнопленные, и жители сдавшихся планетарных систем — сдались, — и теперь живы! Их много, очень много: счет идет уже на секстиллионы. Нам не нужны пленные — нам нужны их планеты, но они продолжают сдаваться, и мы не знаем, что с ними теперь делать.

— Пусть живут — это естественно, — ответил я. — А когда война закончится, их мнение тоже придется учитывать, как бы это ни было вам противно.

— Хотелось бы их уничтожить, но не всех, конечно, а часть — то есть жителей тех планет, на которых мы в последствии сами бы хотели жить, — наконец-таки глава нашего государства подошел к главной цели нашего разговора.

— Как так?! — удивился я тому, что меня совершенно не удивляло, ибо я уже знал об этом из его мыслей.

— Уничтожить, — пояснил он, — но так, чтобы никто ничего не знал и не подозревал. Это легче всего сделать во время боевых действий, — наконец-таки прямо, без всяких виляний из стороны в сторону, сказал он.