'Я'

Деньги, деньги, всегда только деньги, и разговоры о них: «купил», «продал», «дешевле», «дороже», «сколько получаешь?», «а другой зарабатывает больше!», и кажется, что, кроме денег вообще нет ничего на свете, но приходит любовь, приходит смерть, приходит война, приходит старость, и ты понимаешь, что, кроме денег, есть еще кое-что, но, как это всегда бывает, понимаешь слишком поздно, уже после утраты, и тогда на душе становится больно от собственной глупости, и ты отыгрываешься на тех, кто рядом — на близких. Но все равно на протяжении всей жизни золотое детство, в котором почти не было денег, светит тебе маяком, и то, как воспитывали тебя тогда, накладывает отпечаток на всю твою, по-большому счету, обычную человеческую жизнь. Таких как ты очень много, триллионы триллионов людей куда-то спешат, что-то делают, боясь не успеть, но они уже опоздали, потратив всю свою жизнь на мелочи, и только в старости поймут, что самое ценное в жизни — это время, а один из самых лучших периодов — это детство; и время уходит безвозвратно с каждым вздохом, с каждой прочитанной строчкой, и поделать с этим ничего нельзя…

— Хочешь сделать ей подарок? — выдержав паузу после моего монолога, внезапно спросил меня «отец».

— При чем тут подарок? — изумился я, уже забыв, о ком идет речь и кому нужно дарить подарок, но потом вспомнил, что мы говорили о девушке, только не мог понять, какой подарок и как мы подарим его ей. Но все оказалось гораздо проще: дело заключалось не в девушке и не в подарке, а во мне и для меня, а девушка была лишь поводом из разговора.

— Девушки любят все яркое и блестящее, — сказал «отец», улыбнулся и подал мне камень.

Это был обычный камень, гранит или базальт, наверное, величиной в полкулака. «Что же в нем такого яркого и блестящего?» — подумал я, а сам сказал:

— Камень как камень.

— Присмотрись к нему повнимательнее — учись постигать суть вещей.

Я присмотрелся к нему внимательнее, но ничего особенного не увидел. Тогда я попытался проникнуть в его внутреннюю структуру, и мне это удалось. Он что-то хранил в себе, этот камень, но что именно, мне было непонятно. Я нашел в нем одно интересное место, похожее на «замок». Если его «открыть», то внутренняя структура камня потеряет, а может быть и не потеряет, свою устойчивость. Что-то там есть внутри, что-то есть — то, что держит «замок». Я открыл «замок» — я и не думал, что произойдет ТАКОЕ.

Камень засверкал, яркость его света нарастала с каждым мгновением, а затем он вспыхнул. На какую-то долю секунды я успел увидеть горящие деревья и траву, горящие горы вдалеке и свою горящую руку. Я успел увидеть все это, но не глазами, а своей нечеловеческой частью, ибо глаза мои сгорели мгновением раньше. Я почувствовал крепкую дружескую руку «отца», рванувшегося со мной прочь с этой планеты, а тем временем тело мое уже догорало на Хале, хотя сам я был еще жив.

«Отец» уносил меня все дальше и дальше. Фронт расширяющегося огня был воистину великолепен и чудовищно страшен. Он потрясал своим великолепием и дикой, ничем не ограниченной, первозданной мощью: плотность излучения в нем была такова, что оно разрывало вещество. Первой погибла Хала, разорванная этим фантастическим потоком, за ней в пыль были размолоты остальные планеты, а потом уже и сама звезда. Теперь я перестал воспринимать происходящее, ибо оно не укладывалось в рамки моего восприятия, но мой «отец» показывал мне все, что там происходило.

Огонь был не просто пламенем — это был поток электромагнитных и гравитационных волн вместе с элементарными частицами, электронами и ядрами атомов. За фронтом огня струились и изгибались тонкие струи переуплотненного пространства-времени, между которыми было пространство нашей Галактики — и эти струи врезались в нормальное пространство, как нож в воду, распарывая его.

Мы с «отцом» убегали все дальше и дальше от этого огненного безумия. Постепенно фронт излучения стал не такой плотный и уже только обжигал, а не разрывал. Струи сжатого пространства тоже замедляли свой бег — они все больше расширялись, стремясь прийти в свое обычное состояние, и вскоре уже можно было различить, что внутри этих струй расположены звезды, планеты и межзвездное вещество, а также свободное излучение.

С течением времени процесс становился все более спокойным и безопасным, и разорванное в клочья, покалеченное пространство нашей Галактики начало постепенно приходить в норму. Я видел куски звезд и планет и видел небесные тела, раздробленные в щебень, — это сделали струи уплотненного пространства-времени, когда при своем движении они все разрывали на части. Многие звезды оказались не на своих местах — они были смещены со своих мест этими самыми жуткими струями.