Я — Алла Пугачева

А вскоре после «Золотого Орфея» Пугачева позвонила Зацепину и растерянно сказала, что с ней будут делать интервью для «Огонька» и хотят сфотографировать ее дома. А у нее в квартире даже мебели не было. Тогда Зацепин предложил, чтобы она встретилась с журналистами в его квартире.

Алла с пятилетней Кристиной приехала к нему. Дочери она сказала, что это такая интересная игра. А сама нарядилась в шелковый халат жены Зацепина (которая ей подыграла, изобразив домработницу) и приняла журналистов по-королевски, небрежно отвечая на вопросы и демонстрируя им «свою» домашнюю студию звукозаписи.

В том же 1976 году Алла Пугачева поступила учиться в ГИТИС на эстрадную режиссуру.

Очередной шантаж: снимитесь в нашей передаче, иди мы все расскажем сами.

Там ее появление восприняли настороженно, тем более что на каждый экзамен она являлась с толпой поклонников. Заведующий кафедрой эстрадной режиссуры Иоаким Шароев даже подошел к ней и, во-первых, попросил всегда помнить, что здесь она не певица, а студентка, которая учится на режиссера, а во-вторых, предупредил, что какой бы знаменитой она ни была, но на сессии, которые длятся по целому месяцу, являться придется. Пугачева ответила, что все поняла и ко всему готова.

Это на самом деле было так — она хорошо сдавала сессии и воевала в основном лишь со своим гастрольным графиком, который приходилось перекраивать под сессии. Учеба давалась ей достаточно легко, даже несмотря на то, что она оказалась на одном курсе со своим бывшим руководителем и возлюбленным Павлом Слободкиным. «Самым сложным для меня, — вспоминает руководитель их курса, — было в одной сцене совместить Пугачеву со Слободкиным. Если там по пьесе был конфликт между героями, то она готова была чуть ли не физически на него воздействовать».

Дипломной работой Пугачевой в конце июня 1981 года стал музыкальный спектакль «Монологи певицы». После спектакля председатель экзаменационной комиссии Леонид Утесов сказал: «Тут может быть только одна оценка. Полагаю, возражений не будет?» Скорее всего, он старался не вспоминать, что всего несколько лет назад был против присуждения ей третьего места в эстрадном конкурсе и называл ее вульгарной.

Меня называли вульгарной, а я кричала: «Я не вульгарная, я свободная!»

В конце 1976 года Алла Пугачева ушла от Орбеляна к Стефановичу.

Точнее, это он ушел к ней — порвал с невестой и переселился к Алле в ее однокомнатную квартиру на Вешняковской улице. Оказавшись там в первый раз, Стефанович едва не потерял дар речи: «Это была крохотная, однокомнатная квартира. На полу лежал матрац, практически никакой мебели.» — вспоминал он.

Но у них была любовь, поэтому рай был и в шалаше. Тем более Стефанович был способен на романтические жесты, например однажды он устлал весь пол квартиры сверкающей елочной мишурой и сказал, что это «путь жизни Аллы Пугачевой».

В 1977 году они поженились. Кстати, с Кристиной Стефанович поладил сразу, тем более что она жила не с матерью, а у бабушки на Рязанском проспекте. Он называл ее Кристалликом, а она скоро стала звать его папой. Однажды, когда к ней заходил Миколас, Кристина подошла к маме и шепотом спросила: «А мы скажем папе (имелся в виду Стефанович), что отец приходил?» Пугачева потом долго вспоминала эту фразу и смеялась.

Случались и другие курьезы. Однажды в Сочи Пугачева получила из зала записку, в которой ее спрашивали, кто ее муж. Она ответила, что для своей публики актриса всегда должна быть свободной. Но Стефанович, сидевший в зале, вскочил и буквально закричал: «Нет, нет! У нее есть муж! Это я!» А потом еще долго ругался с ней в гостинице. Хотя по большому счету она лишь следовала тому плану, который он сам придумал.

Лучше разочарование в любви, чем ее отсутствие. Иначе жить нет совершенно никакого смысла.

Во многом именно благодаря стараниям Стефановича Алла стала той Аллой Пугачевой, которую мы знаем.

«Я составил определенный план действий, которому она, на мой взгляд, должна была следовать, — говорил он. — Ей этот план понравился, а для меня было забавно придумывать образ, который миллионы людей станут принимать за реальный».

В плане было пять пунктов:

1. Форма «исповедальности». То есть все песни должны исполняться от первого лица. У зрителя должно было сложиться впечатление, что перед ним на сцене раскрываются какие-то тайны личной жизни.

2. Образ одинокой ранимой женщины. В сознание публики необходимо было внедрить образ одинокой женщины с ребенком, который бы вызывал сочувствие и у пэтэушницы, и у буфетчицы, и у студентки.