Я, ангел

Появился запыхавшийся толстячок с выбритой лысиной над стриженым ободком шевелюры. Спешил, подхватив юбку ярко-красного одеяния, иначе путающуюся в ногах. К юбке аккуратно, что и шва не заметить, пришита курточка с длинными рукавами, наглухо задраенная рядом пупырчатых пуговиц в цвет ткани. Тончайшим платком, выпрыгнувшим из рукава, упитанный вытер лысину, хоть не вспотел, и добродушно улыбнулся:

– Здесь я, что кричишь.

Строгий монах вновь применил крючковатую указку:

– Что это, сеньор Томас? – Грязный ноготь целился в грудь мотоциклиста.

Толстяк в кардинальском облачении картинно выпучил глаза, всплеснул пухлыми руками и провозгласил:

– Неужто вестник пожаловал?

– Нет, сеньор Томас, это не он. Ты прекрасно видишь.

– Да? А вроде похож. Черен обличьем, конь медный.

– Не конь, дрянная жестянка проклятых язычников. Не обличье, всего лишь дубленая кожа. Еще не забыл, как выгладить? Запах горелого помнится?

– Ох, дон Джироламо, прозорливый ты...

– Дело не в этом. Дело в другом. Совсем в другом. Не находишь?

– Да-да-да, как раз подумал, что... – красноодежник запнулся, отвел взгляд, но быстро затараторил. Начались вязкие препирательства давних спорщиков, в которых никто не может взять верх так давно, что и не помнят, о чем спорят, но спорят с жаром, страстью и аппетитом. О постороннем окончательно забыли.

Почтенные путались, несли абракадабру, из которой было ясно: толстяк медленно, но верно уступает в чем-то принципиальном важном. Кажется, один из них – с итальянским именем, то ли начальник, то ли босс. Хотя другой спорил о каких-то смутных правилах как ровня.

Пришла в голову странная мысль: а не повезло ли им с Мусиком залететь в загородный пансионат умалишенных? Конечно, так и есть. Костюмы – способ лечения игрой. Человек переживает публично, о чем страдал тайно, и исцеляется, наверно. Кто во фраке, кто в рясе, кого чем пришибло. Вот ведь в чем дело. Бензином тут не пахнет, таблетками – в лучшем случае. Но откуда девица знала его имя?

Больной в костюме монаха сделал решительный выпад:

– Позволь отвечать напрямик... – обрызганный ноготь снова впился в чужого, слова сыпались ударами молота, – Как... Сюда... Мог... Попасть... Внезапный?

Пациент в красном халате застенчиво потупился и, очевидно, сдался:

– Прости, дон Джироламо...

– Простить? Тебя? Каким образом? Ты понимаешь, что наделал?

Толстяк жалостливо вздохнул.

– Значит, опять?

– Только на мгновение, слово чести, дон Джироламо, на краткое мгновение. Ведь как удержаться: «Реал» дрался с проклятой «Старой Сеньорой» и вот...

– Но зачем? Зачем – тебе?

– Соблазны одолевают... Мерзко, а не совладать... Не гневайся, дон Джироламо, – толстый понуро разглядывал подол юбки, опечаленный довольно искренно.

Жестокий монах скрестил на груди руки, отчего стал похож на мрачное изваяние Средневековья, и вынес приговор:

– Твоя вина. Ты и разбирайся.

– Но как, дон Джироламо? – жалобно испросил провинившийся.

– Как хочешь. – Игравший в монаха совершил поворот на месте и, упрятав ладони в складки рясы, удалился, всем своим видом источая безразличие.

Наедине с нездоровым человеком, озлобленным унижением, лучше всего состроить вид, что, дескать, все нормально, просто отлично: в Испании на каждом углу наткнешься на монаха, который чихвостит кардинала. Такие пустяки.

Толстяк пребывал в мрачной задумчивости, нервно теребя пуговку. В эту трудную минуту к нему обратилось само радушие:

– Сеньор Томас, далеко ли до Картахены?

Тонкие брови слегка приподнялись:

– Смотря как, сеньор.

– Я бы предпочел «Медитерэниэн».

Сощурившись, будто внимательно изучая состояние головы мотоциклиста, сеньор Томас осклабился, да так неприятно, словно под улыбкой крылась хищная личина:

– Экие вы внезапные...

– В какую сторону шоссе?

– В любую.

– А где ближайшая заправка?

– Что?

– Бензин. Топливо?

– Топлива сколько угодно! – Сеньор плотоядно ухмыльнулся и потер ладони.

Дипломатия утратила смысл. Больной, очевидно, пребывал в мире грез и фантазий, где хорошо и уютно только ему.

Сняв упор носком ботинка, Толик прихватил Мусика за руль:

– Спасибо. Вы мне очень помогли. Мне пора. Я поеду.

Сеньор Томас одобрительно кивнул:

– Вот-вот, молодец. Сам разберешься. А мне некогда, – и заторопился.

Вдогонку красной спине Толик все же крикнул:

– Как называется это место?

Смысл ответа растаял в долетевшем звуке.

Сколько потеряно времени? Какая теперь разница. План спалился, от него пахло вонючим дымком погоревших надежд. На всякий случай были обшарены карманы, тщательно прощупана подкладка и даже проверен шлем. Финансы не возродились. Размытое будущее рисовалось красками отчаянно серого цвета. Деваться было откровенно некуда. Из одежды – футболка с трусами под комбинезоном. Не идти же с повинной в посольство клянчить билет на родину. Или продать Мусика за треть, за четверть цены, чтобы хватило на самолет в один конец? На такое предательство может толкнуть отчаянный голод. Для начала надо испробовать фокус «залил и догони». Вот только где разыскать бензоколонку.