Я - АНГЕЛ. Часть первая: Под прикрытием

К великому сожалению, абсолютным большинством жертв их мести - были люди, никаким боком непричастные к их еврейским бедам.

И, этот по рассказам – из таких же!

Правда после того «восстания», Кац в значительной мере поубавил свою прыть, ну а потом и вовсе «остепенился» - женившись на дочери местного предводителя дворянства. Бывшего, разумеется…

Что самое поразительно, чему больше всего удивляются местные - так у них совет да любовь! Меня это впрочем, нисколько не удивляет: надо отдать им должное - у евреев отношение к женщинам довольно почтительное и, слабому полу это не может не нравиться.

К Абраму Израилевичу, у меня с первого взгляда появилась стойкая антипатия!

Ко мне он явился не один - а с двумя другими товарищами в форме и, его визит сразу стал напоминать то - ли арест, то ли просто – задержание. Мой названый отец забеспокоился было, но совершенно напрасно: всего лишь опрос в связи с моим «ограблением», хотя вроде - никто из нас заявление не писал.

Опять же понятно: так же как и остальных визитёров - главу местного НКВД дрючит дефицит общения в сельской местности…

Но мент он и, в Африке - мент!

Просто так зайти и поболтать, он не может – обязательно надо со своими дешёвыми «спецэффектами».

Освоившись в доме, после всех положенных при проведении подобных мероприятий «официальных церемоний», главный ульяновский мент спрашивает:

- Расскажите, товарищ Свешников, как Вас ранили белополяки.

Не иначе - «ловит», Алан Пинкертон, чёртов!

- Извините, товарищ Кац… Я был контужен, а не ранен.

Притворно расширяет очи – типа, забыл:

- Ах, да! Запамятовал, извините… И всё же расскажите.

Несколько недовольно замечаю:

- Вы – «запамятовали», а мне - конкретно память отшибло! Боюсь, ничего особо интересного рассказать не смогу: амнезия - потеря памяти, то есть… Здесь помню, здесь не помню – как-то всё фрагментально… Отрывочно стало быть.

Однако, не слезает и лёгким нажимом:

- Расскажите, что помните.

Однако, какой настойчивый мент попался! Ладно…

«Не так давно» приходилось читать книгу Соломона Бройде «В плену у белополяков»… Слегка напрягши память, начинаю сумбурно-раздражённо рассказывать оттуда, несколько корректируя конечно:

- Помню – шли в атаку: я бежал впереди роты - «УРА!!!». Потом слышу отдалённый орудийный выстрел и следом шелест снаряда… Вот «шелест» превращается в какой-то леденящий душу хрип – «ХХХРРР!!!» Как удавленник, «танцующий» в петле… На единый миг, «хрип» замирает и, вместе с ним замирает душа и, кажется, останавливается дыхание и сердце…

- Шестидюймовым «чемоданом» врезали паны, - вполголоса прокомментировал милиционер у окна.

- Потом, ничего не помню – даже самого взрыва, только летящую в небе чью-то папаху. Потом, удар об что-то твёрдое и всё куда-то проваливается – ни бойцов, ни лошадей, ни папахи. Сколько времени продолжалось моё беспамятство? Минуту, часы, сутки, годы, века…? Я не знаю… Мне холодно. Я лежу в грязи. Всё мое тело, все его поры насквозь пропитаны болью и грязью. Липкая, холодная, она пластами накатывается на грудь. Мне больно, я задыхаюсь… Хочется выть от тоски, громко вопить о спасении. Но из горла судорожно выталкиваются короткие лающие стоны…

Должно быть, я рассказывал с должным выражением: слушатели, аж рты - как вороны с сыром раскрыли!

- Кхе, кхе, - закашляв, товарищ Кац прервал поток моего сознания, - так Вы значит, находились в госпитале, когда…

- Открываю глаза - передо мной чье-то худое с бородкой лицо. Рядом койки, на них люди - покрытые чем-то белым. По стенам ползают тревожные блики одинокого фонаря. Я в больнице… Я болен… Я среди живых. Скорее бы забыться и заснуть. И, снова впадая в длительное забытье, я слышу голос: «Пусть спит».

- Снова просыпаюсь - чья-то рука заботливо утирает моё лицо полотенцем, поправляет сбившуюся подушку и на минуту задерживается на моем увлажненном лбу. Я не могу пошевелиться, мои руки отказываются мне повиноваться. «Где я?», - спрашиваю. «В пятом Виленском госпитале, - отвечает медсестра, - уже две недели с тобой возимся. На вот выпей, товарищ и дожидайся прихода доктора…».

- Кхе, кхе…, - снова Кац, закашлявшись от крепкого самосада, - расскажите, как Вы попали в плен к белополякам.

Переведя дыхание, продолжаю:

- Сквозь сон как-то слышу: «Та, та, та-та, та-та…» - отстукивает пулемет где-то совсем близко. Первая мысль: неужели мой бред продолжается? Пробую поворачивать голову во все стороны. И меня сразу поражает какая-то настороженная тишина. Все заняты только собой, своими мыслями и деловито-озабоченно прислушиваются к доносящимся звукам. Значит — это явь. Здесь — выздоравливающие бойцы и я между ними. А за слегка дребезжащими стеклами — фронт с привычной музыкой пулеметов и пушек, которая приближается все ближе и ближе.