Я, ангел

Утром приехал сам. Главный врач лично поздравил с рождением замечательной дочки. Иван Дмитриевич поблагодарил и не подал вида, что получил чувствительную оплеуху. Прошел в палату, посмотрел на жену так, что Вика сжалась. На пощаду рассчитывать бесполезно. Не стала оправдываться, врать, только слезы потекли от жалости к себе.

Внесли ребенка, чтобы отец подержал на руках первенца. Ивану Дмитриевичу стало неловко отказаться и, сдержав брезгливость, принял кулек. На него посмотрели огромные, ясные, чистые глазенки, в которых можно было утонуть без оглядки. В каждой черточке, в каждой румяной складочке, как в зеркале, Иван Дмитриевич узнавал свои черты. Детеныш улыбнулся, подмигнул и издал утробный звук «бу!», как будто отдал команду.

Что случилось, Иван Дмитриевич не понял. Словно пронзил столб теплоты и умиления такой силы, какой не испытывал никогда. В холодном и тупом механизме его души ржавые шестеренки дрогнули, издав движение, Ивана Дмитриевича вывернули наизнанку, шмякнули об пол, повозили по потолку, собрали обратно и наподдали хорошего пинка. Не иначе. Таким обалдевшим выглядел.

Случилось немыслимое. Иван Дмитриевич безнадежно влюбился первый раз в своей прочерченной жизни. Застоявшаяся животная сила, скопленная за годы равнодушия, со всей бешеной необходимостью ударила в голову, сердце, печенки. Иван Дмитриевич безгранично полюбил свою дочь. Так, что даже забыл, что она – дочь. Потому что это была его дочь. А значит, самая лучшая, замечательная и великолепная. О такой мелочи, как передать дело в надежные руки, он позаботится. Дочь сможет не хуже какого-нибудь обалдуя-сына, наверняка сможет. В следующий миг Иван Дмитриевич уже составил план, как будет воспитана и образована его кроха, чтобы стать законной, полновластной и достойной наследницей. И никакого другого ребенка ему уже не надо. Как он мог хотеть сына, болван. Все, с этим кончено. Только любимая дочка. Нет ничего сильнее искренней любви беспощадного человека.

Происшедшему чуду Вика не могла поверить: тот, кому уничтожить любого было проще, чем выпить глоток воды, тот, кто и слышать не хотел ни о ком, кроме сына, вдруг нежно и бережно покачал сверток, а потом вытворил невероятное – осторожно прикоснулся губами к краешку конверта. Происшедшее не имело объяснения, кроме как ангел шандарахнул Ивана Дмитриевича по затылку.

Ребенка унесли. Муж, несколько минут назад собиравшийся стереть обманщицу в порошок, подошел к кровати, поцеловал руку и сказала невозможное: «Спасибо». После чего сообщил, что в качестве подарка она может выбрать между роскошным джипом и брильянтовым колье. Вика обещала подумать и попросила дать отдохнуть. Иван Дмитриевич деликатно удалился.

Все слова благодарности Вика излила на ангела и заснула таким глубоким сном, что проспала больше суток. Проснувшись в прекрасном настроении, полная сил, четко осознала, что в лучшем случае равнодушна к дочери, но ведь это уже не грозило ее жизни. Перспективы казались более чем радужными.

Любовь Ивана Дмитриевича сразу приобрела безграничные формы. Имя он выбрал не просто редкое, а особенное, порывшись в словарях. Ее назвали Фавстина, от латинского «fausta», то есть «счастливая». В домашнем обиходе девочку полагалась называть: Фася, Стина или даже Ина. Но как-то само собой закрепилось Тина.

Для Фавстины Ивановны были созданы условия, которые выпадаю на долю не каждого арабского принца, а уж детям королевского дома Британии и подавно. Тина не просто не знала ни в чем отказа. Для нее был построен волшебный, чудесный и радостный мир, который был перенесен Иваном Дмитриевичем прямо и конкретно из сказок. В нем было все, о чем ребенок в состоянии помечтать. За маленьким исключением. В этом мире-сказке почти не было заметно матери.

Иван Дмитриевич не то чтобы отдалил Вику, но как-то получилось, что занимался все больше сам. Вика не пробивала стену отчуждения, а была довольна тем, что имеет. Дочку видела регулярно два раза в день, говорила ей «доброе утро» и «спокойной ночи», а что происходило с ребенком в остальное время, ее не беспокоило. Да и зачем. Об этом заботился штат прислуги, врачей, горничных плюс трепетная тетка.

Что удивительно, Тина, сделав несколько робких попыток поиграть или приласкаться к матери, получила холодную вежливость, обиделась и быстро отвыкла, а уже скоро смотрела на нее как на чужую или особый вид домашней челяди. Иван Дмитриевич не мешал, а быть может, тайно радовался. С женой он прервал исполнение супружеского долга окончательно.

Тина росла быстро. Как-то в пять лет Вика вдруг обратила внимание, что дочь невольно повторяет мелкие ужимки Ивана Дмитриевича, которые, по идее, должны передаваться только с кровью, генетическим кодом и прочей чушью. Ну, не мог же давно покойный П.С. Перепонов иметь с Иваном Дмитриевичем зеркальных привычек. Мало того: Тина внешне очень походила на отца, оставалась при этом удивительно милым и симпатичным ребенком, так что бери и снимай в рекламе.