Я, ангел

Захотелось остаться до утра, там все равно делать нечего, а здесь уютно мурлычет кот. Ангел уже собрался заняться досье, как вдруг понял, что может войти в ее сон. Вход был открыт.

И он вошел.

Высился купол глазного яблока, в центре которого пульсировал карий шар в тонкой оболочке. Зрачок не отдыхал, следил. Арками разбегались кровеносные сосуды.

Местечко малопривлекательное. Висели свинцовые тучи, из которых сыпалась ржавчина, погнутые гвозди и обломки битых шестеренок. Под ногами хлюпала жижа, словно расплавилась пластмасса. Обгорелые камни, скелеты разрушенных домов с обугленными трубами, разломанные, перекореженные, разбитые остатки конструкций, напоминавшие детские игрушки, торчали заброшенными надгробиями.

Тотальная война, обратившая в руины живое, оставила после себя мертвую зону. Но живые тут все-таки водились. Высоко над ангелом пролетели существа с хвостами драконов, из раззявленных пастей капала слизь. За руинами хоронились выродки, мутанты без обличья: косматые спины, поросшие гнилыми иглами, язвы на изувеченных мордах. Звери скалились, рычали, но близко не лезли.

Дул ветер, затягивал серый ил, дымом стлавшийся от земли.

Маленький ангел потерялся среди враждебной пустоты.

Он выбрал путь.

Переступая через обломки стен и колючей проволоки, через рытвины и воронки, через лужи, в которых булькал гной, через болота, где плавали куски тел, добрался до стены, оказавшейся дремучим лесом. Стволы замерли в конвульсиях, кора цвета свежей нефти изогнулась в болезненных заворотах, как потоки застывшей лавы. Ветви топорщились ранами, раскоряченные и голые. Деревья срослись в плотную паутину, но Тиль разыскал дорогу.

В лесу что-то шумело и переваливалось, скрежетало и падало.

Донесся крик. Отчаянный и беспомощный, так зовет на помощь ребенок. Не разбирая, Тиль ломанулся напрямик, круша и разметая препятствия.

Он выскочил на полянку, покрытую ковром молодой травы. Среди обступившего сумрака, на клочке зелени было солнечно, лучик пробился сквозь тучи. На полянке, сжавшись комочком и спрятав лицо в коленях, хоронилась девчушка. Лохмушки, заплетенные в хвостики, платьишко в пестрый цветочек, беленькие носочки и сандалики с ремешком. От роду года четыре, не больше.

Под травой непрочно – каждый шаг, как по водной кровати – хлюпало. Ребенок не двигался, только дрожание косичек. Тень ангела прикрыла свет.

Не поднимая лица, ребенок сказал прокуренным баском:

– Уйди.

– Ты что же здесь натворила?

– Мое дело. Иди на фиг.

– Нет, уже мое. Заканчивай помойку у себя в голове разводить.

– Ты кто такой?

– Ангел. Твой ангел.

Девчушка недоверчиво подняла лицо, было оно заплаканным, под глазами цвели недетские синяки. Изучив строгим взглядом, харкнула под ноги и спросила:

– Типа ангел-хранитель?

– Типа того.

– А где крылья?

– Пока не выдали.

– Ангелов не бывает. Пошел на хер.

Тиль гордо расправил плечи:

– Детка, веди себя со старшими вежливо, а то отшлепаю.

Возникли помповые ружья, ребенок ловко передернул и наставил дула:

– Пошел на хер, козел.

Ангел взмахнул, стволы растаяли.

– Не балуй, детка, – ласково попросил Тиль.

Изучив опустевшие ладошки, девчушка смерила ненавидящим взглядом:

– Сейчас упырей напущу, посмотрим, какой ты храбрый, ангелочек.

Тиль сел на траву:

– Валяй. И мутантов не забудь, чтоб два раза не бегать.

Сощурившись, шмыгнула носом и вдруг улыбнулась:

– Вот ведь, гад, не боишься.

– Ангелы не могут бояться всякой чуши, которой набиты сны овечек.

– Кто овечка? – с угрозой спросил ребенок.

– Ты. Ты моя овечка. А я должен тебя оберегать. Усекла?

– Чем докажешь, ангелочек, что ты не глюк?

– Я знаю, что ты делала прошлым летом.

Пушистые ресницы захлопали в удивлении:

– Врешь.

Тиль вкратце описал кое-какие развлечения в колледже. Ребенок помрачнел:

– Подсматривал, гад? Шпионил? Кто протрепался?

– Да это у тебя... – Тиль не мог подобрать правильные слова, чтобы не напугать. – Короче, на лбу написано.

Тина подложила под себя ноги и расправила платьице, просто ангельское существо. Пронеслась тень дракона.

– Ладно, ангел смазливенький, чего надо?

– Почему хочешь себя убить?

Тиль увидел.

Просторный кабинет, Виктория Владимировна в траурном платье, Борисыч в черном костюме, какие-то люди в печали. Нотариус зачитывает завещание Ивана Дмитриевича. Все имущество переходит единственной дочери. Жена получает минимум, и то при одном условии. Тина вступает в права наследования сразу, как только исполнится восемнадцать лет. Но если до этого времени с ней что-то случится, внезапная смерть, или несчастный случай, или самоубийство, все состояние передается в пользу государства, включая дома, квартиры, счета и бизнес. Виктория оказывается на улице без копейки денег.

Видение растаяло.

– За что ты ее так ненавидишь? – спросил опечаленный ангел.

– Исковеркала жизнь отцу и мне, – ответила девочка, словно окончательно все решив. – Может, она и не моя мать. За все, сука, заплатит.

Для внушительности ангел поднялся, но устоять на зыбкой траве было трудно.

– С этого момента выбросила глупости из головы и слушаешь меня. И делаешь, как я прик... посоветую.

– Человек ангела не слышит.