Миша, я тебе рассказать, что чувствовал тогда, не могу. Но я молодой был, почти ребёнок. Что-то новое было впереди. Когда я отошёл от машины метров на тридцать, позади меня ударил пистолетный выстрел. Я знал, что это застрелилась моя мать, но оглядываться не стал, как она и велела мне. И правильно сделал. А может и неправильно. Думаю, всё, что потом со мной случилось, как-то связано было с этой жесткостью, которая тогда во мне была, а теперь её не стало. Мне в те мгновения казалось, будто сердце у меня железное, холодное, как железо. Ты ещё услышишь дальше об этом — о моём железном сердце, откуда оно у меня тогда появилось.
Когда вышел я по шоссе к городку, вернее небольшому посёлку, сразу увидел у причала грузовую посудину под турецким флагом. Я подошёл к трапу и спросил капитана. Тот сидел в грязной, захламленной каюте и пил виски, не хуже любого русского, прямо из чайной пиалы.
— Куда идёт судно?
— Зачем тебе знать? Я пассажиров не беру.
— Получишь двести долларов.
Он глянул на меня налитыми хмельною кровью глазами:
— Через час я выхожу в море. Иду в Хайфу. Ты еврей?
— Нет.
— Не важно. Ты хочешь в Хайфу? Доставлю тебя туда за пятьсот, если просидишь в трюме, не высовываясь до самого места. А с полицией сам разбирайся.
Как ни странно, человек этот мне понравился.
— Договорились, — сказал я. — Ты за триста долларов доставишь меня на Кипр. Например, в Фамагусту.
— За семьсот, и дам впридачу хороший совет, потому что ты сопляк. Только совет — попозже, когда выйдем в море. Половина вперёд. Сейчас тебя проводят в трюм и дадут поесть. Виски хочешь?
От виски я отказался. Двое матросов проводили меня. Когда я сел на какой-то ящик и закурил, один из них сказал:
— А теперь давай деньги — все, какие есть, если не хочешь, чтоб тебя сдали полиции. И быстро отсюда убирайся на берег, пока живой.
Я встал и сунул левую руку в карман куртки, будто за бумажником. Правой я взял этого человека за кисть левой руки и легко сломал её, как учил меня отец. Турок заорал, будто его зарезали. Прибежали ещё какие-то люди, а потом пришёл капитан и велел всем уходить.
— Парень ты славный. Ты сразу мне таким показался, да я испытать тебя хотел, — сказал он. — Теперь ничего не бойся, но и меня пойми. Я остался без матроса. Не рассчитывал я, что ты ему руку сломаешь, а из тебя матрос никакой. Заплати мне тысячу. Совет, о котором я тебе говорю, стоит гораздо больше, но мне тебя жаль. Ты по-английски плохо говоришь и, знаешь на кого похож? — на русского. Дело твоё дрянь. Если договорились, выкладывай половину. Я тебе обещал хороший совет впридачу.
Я молчал и думал. Тогда он сказал:
— В Фамагусте тебя сразу арестуют. В Хайфе тоже. Можешь не сомневаться. Я удивляюсь, как тебя не остановили по дороге сюда. Мне только что сказал полицейский, что по дороге на Неаполь была перестрелка и убили четверых, а один ушёл. Я уверен, что документы твои не в порядке или подозрительны, а это одно и то же. Куда ты собираешься? Тебе нужно тихие место. Поэтому я сделаю небольшой крюк, и в ночь, чтоб на пограничников не нарваться, лягу в дрейф на траверзе острова Киприда. Туда доберёшься вплавь — недалеко. Это небольшой островок, живут там греки, все они рыбаки и почти все малограмотные. Есть правда православный священник, но его никто всерьёз не принимает, потому что он видит каких-то бесов, и считается сумасшедшим.
Люди там простые. Есть работа на виноградниках, но в основном там женщины или старики работают. Охотятся там на диких коз, которых в горах пропасть. Но живут в основном за счёт рыбалки. Вот и всё. Полиция туда почти никогда не заходит. А зайдёт — там за тебя могут заступиться, если окажется, что ты работник неплохой. На Киприде не хватает молодых, сильных мужчин. В посёлке найдёшь дом Марко Сатыроса, это хозяин нескольких рыбацких ботов. Ему скажи, что ты от Кемаля, так и скажи: «от капитана Кемаля», — и всё. Он поможет тебе. Потом и к священнику зайди. Его зовут Стефан, по-христиански — отец Стефан. Может он и сошёл с ума, но человек добрый, и тоже тебе поможет. Что скажешь?
Я подумал ещё недолго и отсчитал ему пятьсот долларов. Мы болтались в море суток пять из-за плохой погоды. Кормили меня провонявшей солёной ставридой и галетами, а пить приходилось тёплую затхлую воду. В трюме стоял резкий запах какой-то дряни, похоже, они везли в деревянных ящиках бутыли с химикалиями, а на палубу выходить было нельзя даже ночью, потому что не все знали о том, что на судне пассажир. При тусклом трюмном освещении я читал прощальное письмо моих родителей. Пересказывать его я тебе не стану. Какие б они там ни были, а я их очень любил.
В ночь, когда подошли к островку, ветер стих, и волна успокоилась. Какой-то человек свесил голову в трюм и крикнул мне:
— Выйди наверх. Капитан зовёт.
После вонючего трюма свежий воздух и запах моря меня так оглушили, что голова закружилась. Капитан стоял у борта и смотрел туда, где в темноте, а ночь была безлунная, смутно вырисовались силуэты крутых гор.