Я беременна, профессор!

Облаченный в домашние тапочки, семейники и старую футболку, я мчался по дороге, превышая все возможные скорости. Повезло еще, что меня никто не остановил, иначе было бы весьма неловко перед сотрудником ГАИ за свой внешний вид. Который, вкупе с растрепанными волосами, мог вполне навести на мысли о том, что я сбежал прямиком из дурки.

Надрывный плач я услышал, едва оказавшись на лестничной клетке. Позвонил в дверь и, едва тесть открыл, бросился к сыну.

И в этот момент даже не знал, чего боялся больше – что он при моем появлении успокоится или же что ничего не произойдет.

Я взял Гошу на руки, но тот продолжал плакать. И было совершено невозможно понять, от чего это происходит.

– Пусть Витя возьмет Милу и уезжает, – сказал я, когда и несколько минут спустя никакие манипуляции не помогли успокоить сына.

– Куда? Зачем? – пробормотала рядом испуганная Даша.

– Куда-нибудь! Она не должна слышать… это все, – отрезал я. И, поджав губы, добавил:

– Тебя я не отсылаю. Знаю, что ты не доверишь мне Гошу.

Даша ничего не ответила. Только, чуть помедлив, взяла на руки плачущую Милу и также молча вышла. А я остался с сыном наедине.

– Не плачь, – взмолился я шепотом, – пожалуйста, не плачь.

Гоша вдруг замолчал и уставился на меня своими внимательными, чересчур серьезными для младенца глазами.

– Так бывает, – сказал я ему. – В жизни не все так случается, как мы того хотим.

Сын слушал молча. И я продолжил говорить. Не столько потому, что действительно считал, будто он меня понимает, сколько потому, что надеялся, что, быть может, его успокаивает мой голос.

– Люди иногда расстаются, – продолжал я. – Но они не перестают от этого любить своих детей.

Гоша издал звук, похожий на всхлип.

– Если бы ты только знал, сынок, как я люблю твою маму, – признался я. – И как мне без вас плохо. Но маме проще без меня. И мы с тобой должны ее беречь. Понимаешь?

Сын молчал. Но у меня складывалось впечатление, будто он и взаправду все понимает.

– Он успокоился? – раздался вдруг сзади голос Даши.

Интересно, она вошла только сейчас? Или слышала все, что я говорил сыну?

– Кажется, да, – ответил я. – И вот что, Даша…

Опустив Гошу в кроватку, я повернулся к жене и тоном, не терпящим возражений, сказал:

– Дальше так продолжаться не может. Гошу нужно обследовать. Для нашего же собственного спокойствия!

Она колебалась. Я ощутил, что начинаю злиться.

– Этот вопрос больше не подлежит обсуждению. Неважно, веришь ты мне или нет. Неважно, что вообще происходит между нами! Важно, что с нашим ребенком происходит что-то странное! И мы не имеем ни малейшего права рисковать его здоровьем, это ясно?!

Сделав вдох, чтобы успокоиться, я добавил уже более ровно:

– Я найду хороших специалистов. И если тебе угодно, не буду иметь доступа ни к каким важным данным.

Она ничего не возразила. А я почувствовал новый прилив разочарования. Ее навязчивый страх перед тем, что я представляю для Гоши опасность, отдалял нас друг от друга стремительно и безнадежно.

– Ложись спать, – сказал я безэмоционально.

– А ты?

– Я останусь с вами… на всякий случай. Лягу в соседней комнате. Запри меня, если боишься, что я что-то сделаю с Гошей, пока ты спишь.

Буквально выплюнув эти слова, я вышел из спальни.

Мне бы могло стать стыдно от слов, которые раз за разом повторял Альберт, но… не было. Потому что я все же считала себя правой. Если бы нет – уже давно бы занялась самобичеванием и признала все свои ошибки. Но когда он ушел спать в отдельную комнату, испытала сожаление. За то, что все у нас получилось именно так. Свелось к таким отношениям, из которых мы никак не могли выкарабкаться.

Я знала, что муж переживает не меньше, чем я. Но знала и другое – если я дам ему понять, что он прощен и я готова проглотить его многомесячную ложь, это будет последняя неправда, с которой смирюсь. Так будет правильным и для меня, и для него, и для наших детей.

Наш сын заснул, а вот меня атаковала бессонница. Я пялилась в темноту, прислушивалась к размеренному тихому дыханию малыша, а заодно к тому, что происходило в комнате, куда удалился Альберт. И когда не услышала ничего, кроме сопения Гоши, осторожно поднялась с постели и, крадучись, направилась к спальне, где остался мой муж.

Сделав вдох и выдох, нажала на ручку двери и замерла.

– Спишь? – шепнула в темноту, но мне ответом была тишина.

Постепенно я стала различать очертания предметов и двинулась вперед. Знала, что стоит сделать три шага, как я дойду до дивана, где спит муж, но не торопилась достичь его. Просто шагнула и остановилась. Прислушалась к размеренному тихому дыханию.

– Альберт, ты спишь? – шепнула едва слышно.

Глупый вопрос. Конечно, он спал. Не ждал же моего нашествия, в самом-то деле!

Безмолвие стало мне ответом, которое не охладило, а наоборот подстегнуло к тому, чтобы я пошла дальше. И когда наткнулась на диван, быстро присела на его край и нащупала в темноте мужа. Как же мне стало спокойно в тот момент, когда моя рука коснулась Альберта! Гладкая горячая кожа под пальцами, мерно поднимающаяся грудная клетка…