Я Береза, как слышите меня

Фронт отступил на восток... Наращивал с каждым боем сопротивление врагу, наши части все же оставляли позиции. В условиях отступления порой терялась связь между соединениями. А нет ничего хуже потери управления. Чтобы восстановить его, чтобы получить необходимые сведения или отдать нужный приказ вот и поднимались в воздух летчики эскадрильи. Вылетали и в дождь, и в туман в любую погоду.

... 21 августа я получила задание лететь в штаб 18-й армии. Мне назвали примерный наследный пункт, где должен был находиться этот штаб, а там уже предстояло уточнить его месторасположение. По маршруту полета было много гитлеровских истребителей. Зазеваешься — тут же срежут. Командир эскадрильи предупредил меня об этом.

Помню погода была преотличной, самой августовской, и в другое время я бы радовалась такому обстоятельству, но сейчас... В ясном небе "кукурузник" беззащитен перед фашистскими ястребами. Не уйдешь от них скорости. Да и фанера — не броня, от пуль не защита. Одно спасение — нырнуть к земле, распластать крылья над самой пожухлой травой и лететь так низко, чтобы слышать, как шасси косит степной ковыль.

И вот лечу на бреющем. Часто поглядываю на компас, часы, карту, слежу за землей — она совсем рядом, под крылом. Радуюсь, что опознаю мелькающие внизу хутора — время их пролета точно совпадает с расчетным. Хорошая, конечно, штука компас, но я не очень-то с ним дружу, мне больше нравится сличать пролетаемую местность с картой, да и работая инструктором-летчиком, редко приходилось летать по маршруту, мало было "слепых" полетов — в облаках ночью, где всецело доверяешься приборам. Когда под крылом самолета перестали мелькать хутора, балочки и потянулась обнаженная степь, в голову полезли тревожные мысли: а вдруг этот компас врет?.. Может быть, девиация на нем не устранена? Вот уже, кажется, меня сносит с курса вправо, нет, похоже, влево. "Верь компасу, верь... Он приведет, куда нужно... — твержу себе, — он не подведет". Вижу две приближающиеся точки. "Мессершмитты", мелькнула догадка. Точно — они. Уже пронеслись над головой, нагло выставив на показ пауки свастики. Дали очередь и унеслись куда-то. Но тут же вернулись. Видимо жаль было упускать беззащитную добычу. Помню, перекрыли мой У-2 своими тенями, а большего сделать не смогли. Так и ушли... Вздохнула я с облегчением: теперь опять можно все внимание обратить на быстро мелькавшую под машиной землю: как бы ориентировку восстановить. Вот оно село, где находится штаб 18-й армии. Увидела и маленькую площадку с тремя самолетами У-2 — звено связи штаба армии, там и села. Пассажир мой — капитан Днепровской флотилии ушел в штаб, я должна была его ждать. Тем временем летчики из звена связи армии заправили мой самолет горючим, угостили арбузом и рассказали обстановку на этом участке фронта.

На обратном пути я ослабила внимание, за что тотчас же была наказана: все вдруг перепуталось, все перемешалось в голове. Начала я беспорядочно метаться в разные стороны в поисках какого-либо заметного ориентира, но внизу молчаливо лежала только безлюдная степь... Немного успокоившись, взяла курс на восток и полетела по компасу. Вижу — железнодорожная станция. Хочу прочитать название, но мне это не удается. Тогда принимаю решение приземлится и уточнить. Был такой метод восстановления ориентировки — опросом местного населения. Оказалось, станция Поровка. Хутор Тихий от нее находился совсем недалеко, и я благополучно вернулась на аэродром.

На аэродроме комэск Булкин, хмуря брови, спросил:

— Почему так долго летали?

— Задержалась с вылетом в армии, — слукавила я.

О встрече с "мессершмиттами" и о том, как я отчаянно маневрировала самолетом — рассказал майору офицер связи.

— Отдыхайте! — сказал Булкин. — Завтра полетите туда опять.

Брошенная

Но на следующий день лететь пришлось в Каларовку, под Мелитополь. Там стоял штаб 9-й армии, куда и предстояло мне доставить офицера связи с оперативным приказом. Погода в этот день была отличная, видимость бесконечная. Чтобы не встретится опять с фашистскими ястребами, летела бреющим. Впереди показалось утопающее в зелени село. Я чуть подняла машину: при низком полете недолго и зацепить за дерево, столб или там трубку какую. А как поднялась, улучшила обзор и сразу заметила невдалеке белые хатки, обступившие с двух сторон широкую балку. Обернулась к подполковнику, махнула рукой вниз: дескать, все, приехали, дорогой товарищ. Пока совершала заход на посадку, заметила необычное, какое-то судорожное движение на дорогах, уходящих из Каларовки. Войска двигались вперемежку со скотом, повозки, груженные скарбом, путались под колесами военных грузовиков. По обочине неслись полупустые полуторки, пехота шла не колоннами, а отдельными немногочисленными группами. Тревожный беспорядок ощущался во всем. Посадила я самолет около ветряной мельницы на пригорке, подрулила вплотную к мельнице и выключила мотор.

— Неладно что-то, пробурчал прилетевший со мной офицер связи.

— Оставайтесь здесь, ждите моего прихода. — И бегом пустился по тропинке в село.