Я Береза, как слышите меня

Попасть ведомым к опытному ведущему — о чем другом можно было мечтать? Хороший ведущий может быстро собрать группу взлетевших за ним самолетов, точно провести по намеченному маршруту и вывести на цель, которую порой не так легко отыскать на искромсанной бомбами и снарядами земле, он умеет хитро обойти зенитки, истребительные заслоны противника и, сообразуясь с обстановкой, нанести удар. Не случайно гитлеровцы и с воздуха и с земли прежде всего старались сбить самолет ведущего. Собьют — строй рассеется, и будет ни точного бомбометания, ни прицельных стрельб — боевое задание не выполнено. Чтобы научиться мастерству ведущего, надо было побыть ведомым и выжить.

В первых боевых вылетах ведомый повторяет действия ведущего. Ему надо удержаться в строю, и времени взглянуть на приборную доску, обнаружить "мессеров", заметить разрывы зенитных снарядов никак не хватает. Ему некогда вести даже ориентировку, и частенько он не знает, где летит. Больше всего гибло летчиков-штурмовиков в первые десять вылетов.

Валентин Вахрамов легко и быстро осваивал штурмовик. Мы с ним упорно соревновались: кто же из нас, все-таки, будет у комэска ведомым? Но вот однажды...

Вахрамов прилетел с полигона, уверенно посадил машину и уже на пробеге, нечаянно перепутав рычаги, убрал шасси. Колеса "ила" тут же сложились калачиком и самолет прополз на брюхе... Когда мы подбежали к нему, Валентин уже вылезал из кабины, тоскливо глядя на согнутые в бараний рог лопасти винта. В глазах летчика стояли слезы. Его тогда никто не ругал, никто не объявлял выговоров, но он сам так переживал, что жалко было на него смотреть.

По натуре Валентин Вахрамов был замкнутый, внешне грубоватый. Но эта наносная грубость исходила от желания казаться взрослее. В нем ничего не было ни смешного, ни загадочного, а вот летчики почему-то прозвали Валю "Факир". И прилипла к парню кличка, хотя всего-то только раз он, забыв про свою "возрастную солидность", показывал нам фокусы с игральными картами и горящими спичками. Я знала, Валентин очень любит поэзию, да и сам писал стихи, никому не решаясь их показывать. В нем угадывалось внутреннее благородство, душевная доброта. Знала я и то, что в Сибири у него живут мама — работница военного завода и сестренка, которую он нежно любит. Получая от них письма, Валентин уходил куда-нибудь в сторонку, подальше, чтобы никто не мешал, и перечитывал их по несколько раз. Как-то он показал мне фотографии родных. С них смотрели на меня все те же вахрамовские глаза с грустинкой.

— Красивая у тебя сестра, — заметила я.

— Красивая, — согласился Валентин, — но очень тяжело больна. Вряд ли я ее когда увижу. Да и маму тоже — туберкулез...

Я поняла, откуда у Вахрамова эта неизбывная грусть.

Бомбометание по лаптю

Приказ на командировку за новыми самолетами мы получили неожиданно. Нам казалось, что не мешало бы еще потренироваться на полигоне, да и в строю, но начальству виднее. И вот из Баку в трюме какого-то парохода плывем через Каспийское море в Красноводск, откуда предстоит добираться в Поволжье поездом — через Ашхабад, Мары, Ташкент.

Каспий так разбушевался, что укачал почти всех летчиков.

И сошли мы в Красноводске на землю бледные, помятые, пошатываясь из стороны в сторону.

— Ну, что, сталинские соколы, носы повесили? Это вам не воздушный океан, горько подшучивает кто-то из наших.

С трудом дошли до вокзала, сели в вагоны и поезд повез нас по казахским степям в тыл.

... Поезд движется так, что идти с ним можно рядом — и не отстанешь. От морского путешествия уже отдохнули, чувствуем себя куда увереннее и покойнее, чем на море. Кто читает, кто играет в домино, а вокруг воздушного стрелка Жени Бердникова собрались любители песни. Женя хорошо играет на гитаре.

На остановках мы выбегаем покупать молоко. Вахрамову показалась очень грязной пол-литровая банка, которой женщина черпала молоко из ведра. Он возмутился.

— Как можно грязной банкой лезть в общее ведро?

Хозяйка молча подняла юбку, подолом протерла банку и, мило улыбаясь, отмерила Валентину в котелок трижды по пол-литра. Валя заплатил за молоко и тут же, чертыхаясь, отдал его кому-то из очереди. Все присутствующие громко расхохотались.

На третий день пути начались занятия. В вагон к нам первым пришел начальник воздушно-стрелковой службы капитан Кошкин.

— Поговорим сегодня о прицельной стрельбе и бомбометании со штурмовика, предложил он и вынул из планшета инструкцию. — Вот ее мы должны проработать и сдать зачет.

— Зачем зачет? — спросил Ржевский. — Давайте лучше мы распишемся на брошюре, что читали — и достаточно будет для такого "труда".