Как-то, будучи с делегацией Комитета ветеранов войны, возглавляемой маршалом Тимошенко, в Югославии, мне довелось встретиться в Загребе еще с одним бывшим узником лагеря "ЗЦ". Это был фармацевт Жарко Иеренич. Мы сидели с ним долго, вспоминая те тяжкие дни нашего заключения. И вот Жарко достает из кармана и показывает мне маленькую, пожелтевшую от времени фотографию. На фоне аптечных банок сидит Иеренич - худой, изможденный, а позади него стоит какой-то паренек.
Я поинтересовалась, кто это. И тогда Иеренич ответил:
- Леня-комсомолец! Вот там наверху, куда немцы не лазили, он хранил какие-то документы в банке с ядом.
Перевернула я фотографию и с трудом прочитала уже изрядно стершиеся буквы - Алексей Кузьмич Крылов, село Юрьевка, Приморского района, Запорожской области.
Когда приехала домой, тут же написала письмо в Юрьевку. Ответ пришел не сразу, потому что Алексей Кузьмич жил и работал фельдшером в соседнем селе.
Но вот, наконец, получаю: "Мне живо представляется каменный холодный каземат для одиночного заключения, где находились вы, будучи тяжело больной, методы лечения ваших ран...
Я вспомнил, как хранил ваш партбилет, награды...".
Вот так отыскался Леня-комсомолец.
А в 1963 году через журнал "Огонек" я получила первую весточку от профессора Павле Трпинаца. Он писал, что жив, здоров, что заведует кафедрой биохимии в университете Белграда.
Через три года с волнением я читала Указ Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик:
"За мужество и отвагу, проявленные при спасении жизни советских военнопленных в годы Великой Отечественной Войны, наградить гражданина Социалистической Федеративной Республики Югославии Павле Трпинаца орденом Отечественной войны 2-ой степени."
Скуп и немногословен был Указ. А у меня, когда читала его, вместе с радостью за Павле невольно вставали воспоминания об этом мужественном человеке.
... В лагерь привезли тяжело раненного советского разведчика. На допросе он молчал, не проронил ни слова. Тогда гестаповцы решили подослать к нему провокатора. Узнав, что грозит нашему разведчику, Трпинац немедленно сообщил об этом Синякову - члену подпольной антифашистской организации лагеря. И вот Синяков и Трпинац берут трех санитаров (один из них радист, знающий азбуку Морзе) и идут на врачебный обход в барак, где находится разведчик.
Он лежал в отдельной каморке на топчане под охраной автоматчика, рядом провокатор, забинтованный, как мумия. Обход больных начался с того, что Трпинац встал между топчанами, а Синяков в это время громко расспрашивать провокатора о самочувствии тот тяжело стонал. Доктор сочувствовал "больному", обещал исцеление, а радист в это время отстукивал пальцами по бинтам разведчика морзянку: "Рядом лежит провокатор!" Так он повторил несколько раз, пока раненый не дал сигнал глазами, что понял, в чем дело.
Врачебный обход закончился. Поразительная отвага и находчивость врачей спасли тогда от неминуемой гибели еще одного советского человека...
Спустя время после опубликования Указа по приглашению министра здравоохранения к нам из Югославии прилетели профессор Трпинац, а из Челябинска - доктор Синяков. Рассказам нашим и воспоминаниям не было конца! На встречу собрались и другие товарищи по беде.
Приехал Николай Майоров, бывший летчик-штурмовик, а в дни встречи уже работник одного из институтов Академии наук СССР. Фашисты сбили его над Сандамирским плацдармом в тот самый день, 20 августа 1944 года, когда сбили и меня на Магнушевском. Тут же, где он упал вместе с самолетом, его прошили автоматной очередью. Но не суждено было умереть гвардейцу 95-го штурмового авиационного полка. Его, чуть живого, подобрала похоронная команда, состоявшая из стариков и юнцов тотальной мобилизации. Так, с развороченной челюстью и газовой гангреной руки Майоров оказался в Кюстринском лагере "ЗЦ".
Георгий Федорович Синяков, наш русский доктор, из "кусочков" собрал челюсть, спас руку, а главное - жизнь. Русскому доктору Синякову помогал в исцелении летчика Майорова Павле Трпинац.
Прочтя указ, Майоров говорил мне по телефону и плакал... Он не знал, что Синяков и Трпинац остались живы:
- Анна Александровна! Я думал, что их нет в живых. Какая радость! Какое счастье! Дайте, пожалуйста, мне их адреса. Я сейчас же полечу к ним.
- В Челябинск вы можете лететь хоть сегодня, - сказала я тогда Майорову. А вот в Югославию, в Белград, где живет профессор Трпинац, достать визу, нам, бывшим пленным, вряд ли удастся...
На встрече был и бывший летчик-истребитель Александр Каширин, приехавший из города Ступино Московской области. Обращаясь к доктору Синякову, он сказал: