Я — «Берёза», как слышите меня?..

— Так как все же прицеливаться при пуске эрэсов? — спрашивали мы чуть ли не в один голос.

— Да наводи перекрестие на бронестекле на цель — и жарь!

— А как установить электросбрасыватель на бомбометание?

— Смотря что бомбить. Можно одиночно, серией или залпом, — отвечал нам инженер по вооружению, совсем еще молодой парень, видимо только-только, как и мы, попавший в штурмовой полк.

— Скажите, а какая траектория полета эрэса с пикирования?

— А как установить сбрасыватель эрэсов?..

Вопросы сыпались как из рога изобилия, и молодой инженер вскипел.

— Кто кого экзаменует? Вы меня или я вас? — спросил он, крутя рукоятку электросбрасывателя то вправо, то влево, и, не найдя правильного положения, чертыхнулся, вылез из кабины и направился в сторону от аэродрома.

На самолетной стоянке нас ждали новые экзаменаторы. Начальник воздушно-стрелковой службы (ВВС), в дальнейшем заместитель командира полка по летной подготовке, капитан Кошкин встретил нас угрюмо. Он был далеко не спортивного вида, в форме с довоенной поры не знавшей чистки и утюга, флегматичный, с грустными серо-зелеными глазами, со скорбно опущенными вниз уголками губ, капитана, казалось, таил в себе неразгаданную тоску.

Но надо было видеть Алексея Кошкина в боевой работе! Рассказывали о его поединке с каким-то диковинным фашистским изобретением. Придумали немцы чертовскую машину, которая за один час работы крушила 12-15 километров железнодорожного полотна. А сколько надо было времени, материалов и труда сотен бойцов, чтобы все это восстановить!..

И вот наземное командирование попросило летчиков помочь расправиться с той вражеской затеей. Оказалось, что замаскированный паровоз волок за собой что-то вроде огромного плуга-крюка, который выворачивал на своем пути все- и шпалы, и рельсы. Уничтожить паровоз командование полка приказало Кошкину. Но как его обнаружить? Только вчера видели стальные нити рельсов, а сегодня их уже нет. Кошкин летал много раз, извелся весь — паровоз найти не удавалось.

Но однажды в лучах заходящего солнца Алексей заметил тень. Она была большой, неправдоподобной, уродливой — тень паровоза. «Но где же дым? Где же сам паровоз?..» — передавал потом Кошкин свои недоумения. Снизившись до бреющего полета, он наконец увидел то, что так долго искал. Немцы прямо на паровозе, сверху, смонтировали площадку, разделанную под лес и кустарник. Маскировка была мастерской. Ну и пошел Алексей в атаку на весь этот «театр». Зашел он сбоку, взял паровоз на прицел и открыл огонь. Впустую. Машинист резко дал ход и снаряды, посланные Кошкиным, проскочили мимо. Атакует вновь — и вновь безрезультатно.

Поединок самолета с паровозом длился долго. Когда снаряд попал в котел, облако пара взметнулось вверх и паровоз остановился. Кошкин, однако, бил по нему еще и еще — из пушек, пулеметов, в упор выпустил реактивные снаряды: уж очень досадила Алексею эта немецкая чертовщина! Паровоз превратился в груду металла. Засняв для контроля свою работу, капитан прилетел домой без единой пробоинки, а ведь с земли да и с этого паровоза били немцы по нашему штурмовику из чего только могли бить.

Такие вот оказались в полку люди. Нельзя было не удивляться им, но, признаюсь, чуточку вкрадывались и сомнения: да справлюсь ли так, как они, смогу ли?..

Вынужденная посадка

После сдачи зачетов всю нашу группу представители для полетов на учебно-тренировочном самолете с двойным управлением УИл-2. Вывозить нас на ней будет капитан Карев.

Штурман полка Карев предстал перед нами удивительного элегантным. Кажется, та же была на нем, что и на капитане Кошкине, армейская форма, но тщательно отутюженная гимнастерка с белоснежным подворотничком, брюки галифе с необъятными пузырями, хромовые сапоги, начищенные до блеска и собранные в гармошку, фуражка со звездочкой на околыше — все это сидело на Кареве как-то по особенному изящно и не нарушая устава. С первого знакомства еще запомнились почему-то озорные смеющиеся глаза, нос с горбинкой. Он подвел меня к желаемой машине и отошел в сторонку — пусть, дескать, сама познакомиться…

А я действительно смотрела на самолет и не могла наблюдаться. Передо мной стоял красавец с удлиненной обтекаемой формой фюзеляжа, остекленной кабиной и далеко выступавшим впереди нее острым капотом мотора. На передней кромке крыльев угрожающе топорщились четыре вороненых ствола скорострельных пушек и пулеметов. Под крыльями были укреплены восемь металлических реек направляющих для «эрэсов» — реактивных снарядов. Я уже знала, что в центроплане машины четыре бомбоотсека. В них да еще на два замка под фюзеляж можно подвесить шесть стокилограммовых бомб. В общем не самолет, а крейсер. Я провела ладонью по холодной обшивке. Металл! Не то, что на У-2. Двигатель, кабина, бензобаки — все под надеждой броней. Вот какая птица доверена мне! Помолчав, сколько положено для приличия при первом свидании, Карев спросил наконец:

— Нравится?

— Очень! — с каким-то особым чувством ответила я.