Я, Богдан (Исповедь во славе)

- Посидите-ка да послушайте, панове, а я расскажу свою сказочку, молвил я. - Вы принесли вроде бы и прекрасные посулы от короля. Но возможно ли их принять? Вот вам сказка на это. Давно, говорят, жил селянин, очень зажиточный, все завидовали ему. В доме у него был уж, который никого не кусал. Хозяева подавали ему молоко в дыру, и он часто заползал к ним в дом. Однажды дали маленькому хлопчику, хозяйскому сыну, молока. Подполз уж и начал пить из кувшинчика, хлопец ударил его ложкой по голове, тогда уж укусил хлопца. На жалобный крик дитяти прибежал отец, и уж успел спрятать в нору голову, а хвост ему не удалось спрятать. Отец отрубил хвост. Хлопец умер, а уж остался калекой и больше не выползал из норы. Вскоре хозяин очень обеднел, побежал к знахарям и стал спрашивать: "Скажите мне, почему это раньше у меня было много волов, коровы щедро доились, кобылы славных жеребят приводили, овцы пышную шерсть имели, на пасеке роилась пчела; бывали и гости, и у меня было чем помогать бедным. Всякого добра было вдосталь, но вот за несколько лет все потерял, и я стал беднее всех, и как бы ни работал, однако ничто не идет мне на пользу, с каждым днем - все хуже. Скажите, нельзя ли мне помочь?" Знахари ответили ему: "Пока ты хорошо обращался со своим ужом, он брал на себя все несчастья, угрожавшие тебе, а теперь, когда настигла вражда, все беды пали на тебя. Если хочешь снова счастья, помирись с ужом". Жена понесла ужу молоко, но уж молоко съел и скрылся. Тогда хозяин начал взывать к нему о дружбе. "Напрасно ты стараешься, - ответил уж. - Как взгляну я на свой хвост, сразу возвращается зло на тебя, да и ты, как вспомнишь о сыне, тут же негодуешь. И потому не будет у нас дружбы. Живи в своем доме, как тебе любо, а я буду жить в своей норе".

Вот так и у нас. Было время, когда в великом доме Речи Посполитой все мы были счастливы, казаки ограждали королевство от врагов, а шляхта не сердилась, когда и мы хлебали из одного горшочка. Тогда наше войско всегда было единым и всегда триумфовало. Когда же шляхта начала нарушать нашу волю и бить нас по голове, а мы начали кусать, то пошел раздор и теперь нет согласия. Пусть Речь Посполитая отречется от всего, что принадлежало княжествам земли русской, пусть отдаст всю Русь до Владимира, и Львов, и Ярославль, и Перемышль, а мы будем громить врагов, которые попытаются нападать на королевство. Но я знаю: если бы в Речи осталось всего лишь сто панов, то и тогда они не согласились бы с этим. И пока у казаков будет оружие, они тоже не отступят от своего права. А где казаки, там и я, их гетман. Вот как оно, панове. Жаль говорить много! Было время договариваться с нами, когда меня Потоцкие искали, преследовали за Днепром и на Днепре. Было время после желтоводской и корсунской игрушек, было под Пилявцами и под Староконстантиновом! Было, наконец, под Замостьем и когда я от Замостья шесть недель шел до Киева. Теперь уже времени нет! Я уже доказал, о чем никогда не мыслил, докажу и потом, что задумал! Выбью из панской неволи весь народ русский! Раньше я за обиды и кривду воевал - теперь буду воевать за нашу православную веру! Зачем сушить голову над реестрами, писать столько и столько? Сколько нас станет - столько и будет. Не хватит сто тысяч - будет столько, сколько захочу! Уже и в полки послал весть, чтобы коней кормили и в дорогу готовы были - без возов и без арматы, ибо найду все это, как нашел под Пилявцами! Если кто-нибудь из казаков хоть один воз возьмет на войну, велю снять ему голову, не возьму и сам с собою ничего, разве лишь вьюки и саки. Вы мне пером перечеркивать все будете, а я саблей с вами расправлюсь. Вот и вся комиссия ваша! А на сегодня конец речам: хочу еще побывать в гостях у моего товарища сердечного, генерального обозного Чарноты!

При этих словах я остро взглянул на Киселя, но в его глазах студенистых, как холодец, хотя бы тебе что-нибудь вздрогнуло. Ну, да ладно!