Я Боюсь…

Настоящим кошмаром были места, где намусорено. Бумажки, бумажки, вокруг одни бумажки. Когда девочка видела такое место, в ее мозгу зажигалась красная лампа и начинала орать сигнализация: туда нельзя! Остановись! Пройди мимо! Хорошо, если она была одна и могла обойти страшное место. Заранее уйти в сторону (ее опытный глаз издалека засекал небезопасные места на земле, белеющие страшными бумажками). А если она с подружками? Девочка низко опускала голову, сжималась в комочек, в карманах напрягала кулачки, стискивала зубы и терпела пытку. Ей хотелось закричать и броситься собирать все бумажки, упихивать их себе в карманы, прятать, прятать, прятать! При этом крича всем: не подходите, не читайте, не смотрите, пожалуйста!

Когда страшное место оставалось позади, девочка чувствовала, что вся покрылась холодным и липким потом, что ежик в животе немилосердно зашевелился, а ей надо, надо, надо вернуться и все-таки проверить – не было ли там чего-то опасного для нее? Ведь то же самое может сделать некто: поднять бумажки (из грязи, из луж), просто так, из любопытства, и почитать… От этой мысли девочка чуть не теряла сознание в ужасе. В общем, следующую пару часов она была вялой, слабой и совершенно больной. Потом чуточку отпускало… Ровно до следующей ситуации. А они, эти ситуации, возникали несколько раз на дню.

К вечеру девочка была совершенно выпотрошена, опустошена – и физически, и морально. Приходилось разрываться сразу на много страхов: оценки, строгая мама, злобная учительница, завтрашняя контрольная по математике… И еще одно ужасное: страх потерять что-то чужое. Например, в музыкалке им выдавали ноты, по которым разучивались пьесы. Для нот у девочки была специальная папка, в которой она носила эти самые ноты туда-сюда. И дома девочке нужно было по тридцать раз проверить, на месте ли чужие ноты, лежат ли они спокойно в нотной папке или она по дороге потеряла их? Девочка проверяла и успокаивалась. Почему она так боялась этого? Ведь она была уже не маленькая и анализировала свои чувства: отчего же такой страх? И понимала, что до смерти боится взрослых – маму, учителей… Ведь если она потеряет, то на нее будут орать дурниной все – и мама, и учителя. Те будут вопить, что она загубила чужое имущество, принадлежащее музыкальной школе, то есть – государству, мама будет кричать, что с ней невозможно, она раззява, никто не теряет, а она, видишь ли, умудрилась.

А девочка не выносила крика. Если на нее орали, ей тут же хотелось умереть, так плохо ей становилось. Почему, зачем кричать? Почему все взрослые чуть что, так сразу орут? Но в том-то весь ужас и заключался, что, в случае потери нот, она на самом деле была бы жутко виновата, и любое наказание (не говоря уж о каком-то там крике) было бы оправдано и справедливо. А это и есть самое страшное. Ведь даже сама себе не найдешь оправданий и не сможешь хоть как-то попытаться защитить себя. Да, виновна. Да, заслуживаешь смертной казни. Все кричат, все тебя ненавидят. Поэтому страшно, очень страшно, что это может случиться.

Так вот, когда девочка ляжет спать, она… положит папку с нотами рядом со своей кроватью. Нет, не чтоб не пропало! А чтобы, пока не спится, а не спится иногда долго, можно было взять ее, не вставая с постели, и лишний разок заглянуть и убедиться, что все в порядке. И дальше вновь пытаться уснуть, успокоившись… на время.

Так что каждый вечер девочки был насыщен и даже перенасыщен эмоциями. Точнее, страхами и кошмарами. То и дело проскакивала невозможная мысль: а зачем так жить? Для чего вообще нужна жизнь, в которой беспрестанно мучаешься и боишься? Есть ли в этом какой-то смысл? Может, все так живут и так же скрывают свои страхи и дурацкие поступки, вроде собирания бумажек… Просто у кого что… А она такое вот ничтожество, что не может смириться с нормальным человеческим существованием – плохо ей, видите ли! Всем нормально, а ей плохо. Терпи, как все! Учись жить, не жалуясь на норму.

«Да разве ж я жалуюсь! – говорила девочка сама себе. – Мне просто больно. И я никак не могу с этим справиться. Да, пожалуй, я ничтожество…»

А может, это все-таки она такая уродка, в отличие от других хороших людей, и правильно боится всего этого, заслужила? И надо… как бы это сказать… отрабатывать, что ли, свою карму, свой грех… Какой грех? Да хотя бы грех «плохости», никудышности, ничтожности по сравнению со всеми другими людьми – взрослыми и сверстниками, отличниками и двоечниками, добрыми и злыми… В любом случае, они лучше и достойны спокойной жизни. А ты, деточка, нет. Рожей не вышла. Умом не вышла. Да ничем не вышла!