Я больше не коп

Фуриа одобрил идею. Если не считать потери денег, он чувствовал себя отлично после «специальной обработки» Голди, поэтому, когда Хинч взломал заднюю дверь и Голди заперла Барбару в комнате для прислуги внизу, он даже не разозлился на печь, которая не включалась из–за отсутствия топлива в баках. Вероятно, хозяева не оплатили счета, ухмыльнулся он.

Обстановка приводила его в восторг. Сельская мебель была сработана вручную и без единого гвоздя. Камин в гостиной мог бы вместить Хинча, а на стенах висели подлинные картины старых мастеров. Впрочем, Фуриа имел весьма смутное представление о живописи. Похоже, их рисовали какие–то калеки лег пятьсот тому назад, заявил он, а сейчас они все почернели и потрескались. На белой этажерке стоял цветной телевизор с большим экраном, который Голди тут же включила, но Фуриа сказал:

— К черту его — нужно послушать, что здесь творится.

Он выключил телевизор, включил радиоприемник на каминной полке и настроился на станцию в Тонекенеке–Фоллс, но там играла рок–музыка, и Фуриа продолжил осмотр.

При виде кухни из дерева и кафеля, с аккуратными рядами медных кастрюль и сковородок, висевших на крючках, он едва не пустился в пляс.

— У моей старухи глаза бы на лоб полезли! Она всю жизнь стряпала в собачьей конуре, если вообще когда–нибудь готовила!

Холодильник был пуст, зато морозильник объемом двадцать кубических футов был полон стейков и ростбифов, а плита имела духовку, в которой можно было поджарить целого ягненка.

Фуриа пришел в такое благодушное настроение, что, когда Хинч нашел комнату с книгами от пола до потолка и деревянным баром, полным первоклассной выпивки, позволил ему налить себе полный стакан виски.

— Наслаждайся жизнью, Хинч. — Но так как Фуриа должен был продемонстрировать, кто здесь босс, он добавил: — Чего эта девчонка расхныкалась? Надо ей всыпать.

Отперев дверь комнаты горничной, Фуриа несколько раз шлепнул Бибби — не сильно, так как он не имел ничего против детей, но это заставило ее заплакать еще громче.

— Какого черта она скулит? — с отвращением осведомился Фуриа. — Дочке легавого следовало бы привыкнуть к шлепкам. Дай ей какого–нибудь пойла, Голди, и пусть заткнется.

Голди заставила Барбару сделать пару глотков «Джека Дэниелса», и вскоре девочка заснула с открытым ртом, похрапывая, как маленький пьяница. Фуриа запер комнату, снова придя в бодрое расположение духа.

Сбросив ботинки, он растянулся на роскошном диване в гостиной.

— Пожалуй, я бы съел парочку филе–миньонов на ужин, Голди. Можешь их приготовить?

— У меня нет угля.

— Какая разница? Поджарь их в камине.

— Ладно. — Голди в эти дни была на редкость сговорчивой. — Если вонючка принесет мне дров для растопки. Я видела дровяной сарай позади дома..

Но Хинч к этому времени допил пятый стакан и запустил им в зеркало за баром.

— Незачем свинячить в такой классной берлоге, — упрекнул его Фуриа. — Как насчет дров?

— Слышал, как она меня обзывает? — Нос Хинча багровел на бледной физиономии, а глаза выпучились. — Не буду я таскать для нее дрова. Я для нее не ниггер.

— Это доказывает твое невежество, — сказала Голди. — Нужно говорить «негр» или «черный».

— Ниггер, ниггер, ниггер, — упрямо повторил Хинч. — Я не стану таскать дрова ни для кого, а особенно для нее.

— Как насчет меня? — осведомился Фуриа.

— Я паршиво себя чувствую. — Хинч внезапно сел на пол.

— Потому что не привык к хорошей выпивке, — снисходительно сказал Фуриа. — Надо было отобрать у тебя бутылку. Ладно, Голди, я принесу дрова.

К ее удивлению, он вскочил с дивана и вышел в одних носках. Голди едва не крикнула ему вслед, что там грязно, но воздержалась — никогда не знаешь, как Фуриа прореагирует. Она слышала, как открылась задняя дверь.

Войдя в ванную с черно белыми кафельными плитками и воспользовавшись черным фарфоровым унитазом, Голди почувствовала себя королевой.

«Вот это жизнь! — подумала она. — У меня тоже все это будет, когда я избавлюсь от Фура и этого вонючего Хинча».

Голди прихорашивалась в ванной перед зеркалом с хрустальными шариками на раме, как у голливудских кинозвезд, когда услышала вопль, который до сих пор ей доводилось слышать разве только в кино. Он показался ей похожим на полицейскую сирену или визг свиньи, которую резали на ферме Херли, когда она еще девочкой тайком проскользнула туда, несмотря на запрет отца.

Голди прибежала в сарай раньше Хинча, который еле поднялся с пола.

Фуриа прижался к углу сарая, швыряя дрова в покрытых коротким серым мехом существ, сновавших в разные стороны. Его глаза вылезали из орбит, а ноздри посинели.

— Крысы… — с трудом вымолвил он.

Голди не верила своим ушам. Она подошла к Фуриа и встряхнула его за плечо:

— Что ты, Фур, это полевые мыши.

— Крысы, — пропыхтел он. Его маленькое тело обмякло и колыхалось под ее рукой, как желе.

— Господи, Фур, я умею отличить мышь от крысы. Они постоянно бегали у нас на кухне в Лошине.

— Они гоняются за мной…

— Не бойся — они безобидные.

— Они кусаются.