Я больше не коп

Пройдя на восток до угла, он свернул направо, прошагал один квартал от агентства Форда до «Трех углов» и начал подниматься на Холм Любовников.

Как мог человек дойти до такого состояния, чтобы послать к черту всю свою жизнь? Даже такую паршивую жизнь, как у Хауленда? Впрочем, ответ налицо. Жена Хауленда была сварливой занудой, работа не давала ему ничего. Большая часть жизни была прожита, а он только возился с чужими деньгами. Мелоун никогда не видел счастливого выражения на лице Хауленда, даже заходя к Элвуду выпить кофе холодным вечером и видя, как бухгалтер заигрывает с Мэри Григгс.

Но увлеклась ли и Мэри Хаулендом? Вряд ли — для этого она была слишком умна. Кроме того, у нее вроде бы завязались серьезные отношения с Джимми Уикоффом. Джимми был красивым парнем, получавшим хорошее жалованье за работу в скобяной лавке Компо. По всей вероятности, роман Мэри с Хаулендом существовал только в голове последнего.

Мелоун ощутил внезапно нахлынувшую волну любви к жене и дочери.

«Что, если бы Эллен оказалась такой же ведьмой и расточительницей, как Шерри–Энн? — думал он. — И такой же убогой в постели, какой наверняка была жена Хауленда? Что, если бы она не смогла доносить Бибби и потеряла бы ее, как двух детей до нее и одного после, пока доктор Левитт не посоветовал ей больше не беременеть? Если бы у нас не было малышки с золотистыми локонами, очаровательным личиком и большими глазами цвета меда?» Мелоун вспомнил, как шестилетняя Бибби взобралась к нему на колени, обняла за шею, заглянула ему в глаза и спросила: «Папа, ты любишь маму больше, чем меня?» Он до сих пор видел перед глазами выражение лица Эллен…

Мелоун свернул на Олд–Брэдфорд–роуд.

Без жены и дочери его жизнь была бы такой же никчемной, как у Хауленда. Пока он не встретил Эллен с ее острыми ирландскими глазами и таким же острым языком, у него не было серьезных отношений ни с одной девушкой. Да и девушек у него, собственно говоря, не было, кроме тех, которые появлялись и исчезали в заведении Роузи на Лоуэр–Фрейт, а они не в счет. У Мелоуна вообще не было ни одного близкого друга мужского или женского пола. Только Эллен, умеющая быстро разбираться в людях, сразу оценила его по достоинству и стала называть «Мелоун рейнджер»[7], из которого он вскоре превратился просто в Лоуни — только для нее одной.

Мелоун почувствовал, что улыбается, поднимаясь по извилистой дороге. Иногда в постели он называл Эллен «Тонто»[8], чтобы подразнить ее. («Если ты до сих пор не видишь разницы между Тонто и мной. Уэсли Мелоун, то ты нуждаешься в курсе сексуального просвещения!»)

Ему всегда приходилось вести борьбу за существование. Его отец, молчаливый и неприветливый, был дорожным рабочим и остался в памяти Мелоуна человеком с лицом и руками, покрытыми мазутом, который было невозможно смыть. Он умер, когда Мелоуну исполнилось тринадцать, оставив вдову, которая редко поднималась с кровати, постоянно курила и никогда не причесывалась, и пятерых детей. Остальные четверо были младшими сестрами Мелоуна, и он оказался единственным мужчиной в доме, прежде чем начал бриться. У него до сих пор темнело в глазах при воспоминании о ежемесячном чеке от городского благотворительного фонда. Этих денег едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду, но они служили неиссякаемым источником насмешек для местных мальчишек. После занятий в школе Мелоун старался подработать где только мог, клянясь про себя, что как только начнет зарабатывать достаточно для отказа от городской милостыни, то вобьет зубы в глотку кому–нибудь из насмешников. Домашние задания Мелоун выполнял по ночам — мать настаивала с унаследованным им упорством, чтобы он закончил школу. На летних каникулах Мелоун косил лужайки, грузил ящики с товарами для супермаркета, трудился на фермах во время жатвы, выводил краской разделительные линии на дорогах, отдавая весь заработок матери, лишь бы она прекратила жаловаться.

К тому времени, как мать умерла от рака легких в нью–брэдфордской больнице, его сестра Кэтлин подросла достаточно, чтобы вести хозяйство и заботиться о младших девочках, и Мелоун стал отдавать деньги ей. Он поддерживал сестер, пока они не вышли замуж, целовал их на прощание, когда они покидали город с мужьями и детьми, и больше никогда не видел их, хотя иногда получал от них письма, за исключением Кэтлин, которая жила на военной базе в Сан–Диего (ее муж был морским офицером) и не подавала о себе никаких известий.

В школе Мелоун никогда не участвовал в спортивных соревнованиях, не шатался по городу с ребятами на Хеллоуин. Вместо этого он при каждой удобной возможности ускользал в лес со старым отцовским ружьем 22–го калибра, которое регулярно чистил и смазывал, и изображал морского пехотинца — ползал на животе через кустарник и целился в черепах, обитавших в озере Болсам, никогда не стреляя ни во что, кроме пустых бутылок из–под джина и виски, всегда в полном одиночестве. Когда Мелоун повзрослел, парни, с которыми он рос, стали избегать его, а девушки смеялись над ним. Тогда он и начал проводить время в заведении Роузи.