Я больше вам не подчиняюсь

Он начинает горько плакать, осторожно берет меня, как воробья, в свои огромные руки и садится. Он не хочет, чтобы я поранила себя, это причинит ему невыносимую боль, поэтому он не может понять, почему же я так хочу заглянуть в эту коробку. Через какое-то время боль и слезы проходят, и страж уменьшается до нормальных размеров. Он по-прежнему запрещает мне открывать коробку, вместо этого он открывает ее сам. Там лежит малыш — новорожденный, уложенный в вату. Его глаза закрыты. Я смотрю глазами стража в коробку. Я чувствую, как страж внушает мне страх, который я обычно испытываю, когда наблюдаю за мирно спящими детьми. Страж боится: ребенок умер? Я слишком долго прятал его в коробке? Он горько и долго плачет. Когда он успокаивается и опять смотрит в коробку, ребенок открывает глаза — очень грустные глаза, которые вновь заставляют стража плакать. Он хочет достать ребенка — однако так и не делает этого, он в отчаянии и продолжает плакать. В какой-то момент ребенок сам встает, крепко держится за край коробки и смеется. В изнеможении страж ложится на пол. Он говорит мне, что теперь ребенку можно ко мне, если он хочет, и что он будет снова присматривать за ребенком в любое время, если я приведу его. Потом страж сообщает мне, что ребенок сам придет ко мне, когда наступит время (когда станет достаточно большим). В настоящий момент это еще невозможно — страж не может повлиять на ход событий — они произойдут сами собой.

23:55

Я лежу в кровати и замечаю, что разговариваю со стражем коробки. Вдруг мне становится ясно, что еще ребенком

я общалась с этой инстанцией. Страж давал мне утешение, защиту, и иногда пространство для моей боли, где я могла поплакать. Маленькую часть своей детской боли я могла проработать в этом пространстве — благодаря существованию этой инстанции во мне. В своих мыслях я уютно улеглась на руках стража — да, так я себя и чувствовала, когда была ребенком. У меня ощущение, что я заново открыла нечто очень мощное в себе: пространство, в котором я могу, наконец-то, проработать свою старую, нереализованную боль, и это пространство я даю себе сама — без терапевта.

Никакое пространство не может быть настолько открытым, потому что никто не понимает меня так хорошо, как я сама. Поэтому это пространство, подаренное мне самой собой, бесценно.

28.10.06, около 23:00

Сегодня я очень ясно осознала, что упрекаю людей, и поняла, что делаю это уже давно. Мне пришла в голову мысль разобраться с той частью меня, которая упрекает других, и я задала себе вопрос:

«Если бы та часть меня, которая упрекает других, не была бы во мне, то где она была бы в этой комнате?»

Та часть меня, которая упрекает других людей, всегда сидит или стоит прямо передо мной, повернувшись ко мне спиной. Я занимаю ее место и вхожу в ее роль. Это рыцарь в кожаном облачении, чрезвычайно большой и сильный, с копьем в правой руке. Рыцарь говорит: «Я защищаю тебя от каждого, кто хочет тебя обидеть». Я чувствую, как рыцарь готов в любую минуту нанести удар. Некоторое время я остаюсь в чувствах, которые есть у меня в роли этого рыцаря (части меня, которая всех упрекает). Вдруг я осознаю, что этот рыцарь обижает других людей. Я жду какое-то время, и вдруг в голове возникают вопросы: «Почему рыцарю приходится ранить других людей? И откуда у него копье?» Во мне сразу проявляется ответ в форме образа: «Рыцаря обстреливают спереди роем копий, они все проходят сквозь кожаную одежду и вонзаются глубоко в тело». И каждый раз, когда кто-то слишком близко подходит ко мне (и к рыцарю), он задевает концы этих копий и загоняет их еще глубже. Поэтому этот человек ранит других еще сильнее. Он вынимает одно копье из тела, наносит удар неприятелю и снова втыкает его в свое тело.