Я – бронебойщик. Истребители танков

– Заботливым командир полка стал. Прямо отец родной. Угробил саперную роту и половину третьего батальона. Теперь не знает, что делать. Хотел отличиться, а нарвался на хороший кулак. Меня во второй раз комбатом назначает. Как в игрушки играет.

Желчный мужик, Ступак. Но дело свое знает. Людей покормили доставленными консервами, спешно укрепляются позиции. Снайперов у нас нет, но отобранные лучшие стрелки прицельным винтовочным огнем не дают разгуляться пулеметчикам. Я замечаю метрах в трехстах пулеметное гнездо.

Старый кайзеровский МГ-08, похожий на наш «максим», укрыт под сваленным тополем. Огонь пока не ведет, ждет, когда появится цель. Расчет хоть и замаскирован, но я отчетливо вижу блестящую, мокрую от дождя каску.

– Давайте, врежу, – предлагаю Ступаку. – Заодно ружье испытаю.

– Нет. Вы пока тихо сидите. Ваше дело – танки. Ну-ка, покажи еще раз, где они там прячутся?

Ступак хищно вглядывается в мешанину ветвей, долго наводит винтовку.

– Вы же комбат. Не рискуйте, – говорит ему взводный.

– Я уже второй раз комбат, – бормочет старший лейтенант. – Нужда пройдет, опять на роту поставят. Если выживу…

Выстрел, и почти сразу же звяканье пули, угодившей точно в каску. Нам отвечают пулеметы, градом сыпятся мины. Мы вжимаемся в стенки окопов, пережидаем обстрел.

А через десяток минут слышим гул танковых моторов. Выползают два тяжелых Т-4, следом легкий Т-38. Что это, атака? Или они хотят раздавить нас? Но почему тяжелые танки не сделали это вчера, когда роты как следует не укрепились?

– Их сюда вечером только сумели перегнать, – поясняет взводный из седьмой роты. – Вода кругом, техника вязнет.

Я навожу на цель свое новое ружье. Но стрелять еще рано. До танков метров триста пятьдесят. На таком расстоянии тяжелый Т-4 не возьмешь. Зато они точно вложат свои снаряды в наши отсыревшие окопы и траншеи. Ступак реагирует мгновенно:

– Андрей, бери с собой еще один расчет, и бегом во фланг. Осиновую гряду видишь?

– Вижу.

– Выйдешь на ее край, и оттуда откроете огонь по танкам.

– А вы как же?

– Мы в окопах как-нибудь высидим. Да и не подойдут они близко к нам. Расчет Шмырёва с нами остается, гранат и горючки достаточно. А тебе в самую пасть надо забраться и шугануть эту троицу. Иначе выбьют они нас.

Ступак ситуацию оценивает верно. Танки открывают неторопливый огонь по окопам. Остановившись передохнуть в низине, где начинается осиновая гряда, мы видим происходящее. Мины опасны, когда влетают прямо в окоп или траншею. Но это происходит не так часто.

Фугасные танковые снаряды, которые за полчаса развалили с немалого расстояния мост, теперь так же эффективно рушат сырые траншеи. Тем более расстояние здесь вдвое меньше. Фугасы летят точно под основание брустверов. Взрываясь на глубине полметра, а то и глубже, они разваливают траншеи, глушат, убивают бойцов.

Самое дрянное, что нашим нечем ответить. Единственное противотанковое ружье Родиона Шмырёва на таком расстоянии Т-4 не возьмет. Смотреть на это так же тяжко, как на гибель саперной роты. Я поднимаю отделение, и мы, пригибаясь, бежим вдоль осиновой гряды.

Кроме бронебойщиков и пулеметчика Бондаря с помощником нам выделено пехотное отделение из пяти человек, у них тоже имеется «дегтярев». Кроме того, они несут запас тяжелых противотанковых гранат и бутылки с горючей смесью.

Ступак все делает основательно. И удар с фланга предусмотрен, как положено. Два противотанковых ружья, два ручных пулемета, гранаты, «горючка». Среди бойцов с удивлением вижу своего соседа по санбатовской палатке Жору Крупина.

– Жорка, и ты здесь?

Ответ звучит вызывающе:

– А ты сейчас только заметил? Большой командир!

– Брось, Жорка! – Я крепко жму ему руку, хлопаю по плечу.

Настрой у моего дружка кислый. Он тяжело дышит, беспокойно оглядываясь по сторонам. Лезть вместе с бронебойщиками под танки ему очень не хочется. Кроме винтовки и подсумков, на поясе две противотанковые гранаты, под мышкой ящик из-под патронов, где лежат, обмотанные в тряпки, черные бутылки с горючей смесью.

– Опять в говно попал, – пытаясь улыбаться, сказал Крупин. – Танки бежим взрывать. Много мы дел понаделаем с вашими кочергами да бутылками! Артиллерия нужна. Намотают нас на гусеницы.

Я оглянулся на траншею, над которой методично поднимались столбы фугасных разрывов. Надо спешить.

Там, где заканчивалась осиновая гряда, расстилалась широкая поляна. Спутанная рыжая трава, которую так и не скосили в прошлом году. На южной стороне бугорков уже пробилась первая зелень. Война напоминала о себе в любом месте. Одинокий полузасыпанный окоп, воронка от снаряда, ржавая каска.

– Никому не высовываться, – шепнул я своему помощнику Василию. – Передай по цепи.

Нас одиннадцать человек. До ближнего танка было метров двести. Он стоял к нам боком, угловатый, массивный, уверенный в себе. Ударил очередной выстрел. Открылся люк, и высунулся командир Т-4 с биноклем в руках. Сейчас они нас увидят. Одиннадцать человек – это много. Кто-то, несмотря на запрет, тянул шею, разглядывая немецкую машину.

– Саня, огонь после моего выстрела.