Я – бронебойщик. Истребители танков

Не обязательно прямое попадание, чтобы вывести из строя гаубицу весом две с половиной тонны, не говоря уже об артиллерийских расчетах: живых людях из плоти и крови, которых швыряло и плющило о стенки их узких укрытий.

Большинство «юнкерсов» несли по тысяче килограммов бомб, некоторые до 1800. На двенадцать гаубиц обрушилось не менее сотни фугасных и осколочных бомб. Вот где творился ад! Там стоял сплошной грохот, вой самолетных сирен, висела пелена дыма, которую прорезали вспышки сдетонировавших гаубичных снарядов.

Горящие гильзы взлетали вверх, прорезая дымовую завесу огненными кометами. Некоторые снаряды взрывались на высоте, добивая сверху то, что еще уцелело.

Израсходовав бомбы, все девять «юнкерсов» прошлись над нами, обстреливая позиции полка сначала из носовых, а затем кормовых пулеметов. За каких-то несколько минут погибли и были тяжело ранены десятка два новичков, выскочивших с перепугу из окопов.

Опомниться нам не давали. Едва рассеялся дым, налетело еще штук шесть «юнкерсов» и две пары остроносых «мессершмиттов». Шло планомерное уничтожение полка, усиленного людьми, артиллерией, но совершенно не защищенного с воздуха.

Добивали гаубичный дивизион, разбомбили батарею громоздких «трехдюймовок» Ф-22, с которых сорвало маскировку. «Мессершмитт» с высоты трехсот метров прошел над шестой ротой, выстилая пушечные и пулеметные трассы. В окопе кто-то пронзительно закричал.

– Ничего, ребята, скоро все кончится, – бормотал наш новый пулеметчик Бондарь. Кажется, трусом он не был и голову не терял.

Я увидел его улыбающееся лицо и крепкие белые зубы.

– А потом танки пойдут, – подмигнул он мне. – Так что готовься, Андрюха. Не остановим – в наших окопах и похоронят. Видел я такое.

Помнится, меня задела его фамильярность. Мы не козыряли друг другу, обращались по именам. Но кругломордый сержант только что прибыл, а уже лезет с ненужной болтовней. Как сам поведет себя в бою – неизвестно.

– Ты, Бондарь, помалкивай громче. Оставленные диски все подобрали?

– Там все взрывами изрыто, всего два нашли.

Насчет танковой атаки он оказался прав. Немцы обрушились на изрытые позиции полка, едва скрылись самолеты.

– Ребята, держитесь, – сказал старший лейтенант Зайцев, обходя наши противотанковые отделения. – Протрите затворы и патроны. Кажется, танки идут.

Нам отчасти повезло, что немецкие позиции были добротно оборудованы: глубокие траншеи, пулеметные гнезда, просторные окопы для минометов, отсечные ходы. Все это было укреплено вбитыми вдоль стенок кольями и жердями.

Кое-где укрепления обвалились, но места для наших ружей было достаточно. Мы лихорадочно протирали затворы, патроны, готовили гранаты. Танков пока не видели, но вели навесной огонь штуки три уцелевшие гаубицы, а через несколько минут появились первые немецкие машины.

Их было много. Напряжение, охватившее нас, заставляло не обращать внимания на мины, которые сыпались довольно густо. Мины кого-то убивали и калечили, но танки, если мы не дадим отпор, сметут всех.

Они шли подковой. Впереди три тяжелых Т-4, которые я видел раньше лишь на плакатах. Угловатые, с короткими пушками, в них угадывалась толстая мощная броня, а лобовая часть была обвешана запасными гусеничными звеньями, как дополнительной защитой. Они выделялись высотой, массивными башнями с утолщенной подушкой брони, шли уверенно и быстро.

Я знал, толщина лобовой брони у Т-4 составляет 50 миллиметров, и лихорадочно ловил наиболее уязвимое место, хотя до танков было еще далеко. За Т-4 следовало штук восемь Т-3, пониже и более широкие, со знакомыми мне 50-миллиметровыми пушками.

И далее с десяток легких машин, которые расползались за пределы подковы. Основной удар был нацелен немного левее нас, в стык между первым и вторым батальонами.

Из окопов выскакивали саперы и устанавливали тяжелые противотанковые мины. Впрочем, устанавливали – громко сказано. Они лихорадочно бросали их в снег, быстро вкручивали взрыватели, наскоро маскировали металлические тарелки снегом, пучками мерзлой травы.

Все это делалось под огнем, падал то один, то другой сапер. Некоторые ползли, оставляя на снегу кровяной след. Обессилев, замирали, и помочь им было невозможно – слишком плотный был огонь.

Ночью саперы тоже минировали подходы. Не успели, да и не подвезли достаточное количество мин. Сейчас это была смертельно опасная работа. На саперную роту обрушили огонь танковые орудия, минометы, потянулись бледные при солнечном свете пулеметные трассы.

Взрывы раскидывали людей. Трассы не давали подняться из снега. Взлетело подброшенное взрывом тело сапера, другой угодил под пули и пытался уползти. Взорвалась от детонации одна из противотанковых мин – восемь килограммов тротила. Сапер просто исчез в грохоте и снежном облаке, смешанном с мерзлой землей. На закопченный снег шлепнулась оторванная нога – все, что осталось от смелого парня.

Саперная рота, понесшая немалые потери ночью, таяла на глазах. У некоторых бойцов не выдерживали нервы. Они сбрасывали свою ношу на снег, не заботясь о маскировке, и убегали, возможно, забывая под таким огнем вставлять взрыватели.