Я – бронебойщик. Истребители танков

– Не сползу. В лесу привык по десять часов топором и пилой работать. И домой на своих ногах доберусь.

Сказал со злости. Если не пришелся хозяйке, то и навязываться не буду. Посижу еще немного, выпью и уйду.

Меня ткнул локтем в бок Жорка. Зина поджала губы. Аня, разряжая обстановку, засмеялась:

– Ты сильно на свою санбатовскую койку спешишь? Погляди, какая девушка рядом.

Заставили нас с Зиной выпить на брудершафт и поцеловаться. Позже я понял причину прохладного отношения ко мне. Жорка обещал привести командира (тогда еще не было в ходу слова «офицер»), а привел обычного красноармейца, ну, пусть сержанта.

Как бы то ни было, а время шло. Женщины достали еще одну бутылку самогона. Зина немного отмякла, позволила обнять себя. Даже шутила. Правда, шутки у нее были странные. Сдавливала пальцами мне нос, изображая автомобильный гудок:

– Би-би! Поехали.

И громко смеялась. От всего этого несло дурью. Чего дальше ждать? Я колебался, может, встать и уйти? Долго мы так дурака валять будем? Но Аня и Жора, которым тоже надоело тянуть время, дружно объявили:

– Хватит. Пошли спать. Завтра вставать рано.

– Поехали спать, – послушно согласилась подвыпившая Зина.

И мы отправились за перегородку на широкую металлическую кровать. Зина была ласковой и беззлобно посмеивалась над моей неопытностью. Но, в общем, все было нормально. До утра.

Зина встала пораньше, напоила нас молоком. Когда уходили, она без особых эмоций погладила меня по щеке, а затем сказала:

– Вы в следующий раз, когда придете, принесите еще сахару. Мы его тут месяцами не видим. И аспирину с десяток порошков.

– Не знаю, – ответил я, отводя глаза в сторону. – Не могу обещать.

– Найдете, если приспичит.

– Что-нибудь раздобудем, – подтолкнул меня к выходу Жора. – Пошли.

Когда я сдавал Симе взятое напрокат обмундирование, поймал что-то непонятное в ее взгляде.

– Спасибо, – фальшиво улыбаясь, поторопился поблагодарить.

Она была к нам добрая. Где-то на Северо-Западном фронте воевал один ее брат, а второй пропал без вести в первое военное лето.

Я не хочу изображать свою случайную подругу Зину, жадную, падкую до всяких подношений женщину. Люди на хуторе жили голодно. Подумаешь, две банки тушенки да пачку сахара принесли. Но мне было противно.

Вспоминать о первой своей женщине я не любил. Когда Жорка снова собрался к ним идти, я отказался:

– Кончились деньги. Они же просто так не принимают.

Георгий смутился.

– Да брось ты. На литр самогона хватит и довольно. Ты попроси у Симки аспирина. Она на тебя вроде неровно дышит.

Жорка уговорил меня, и я обратился к Симе.

– Не могу, Андрей. Много раненых идет, а медикаментов постоянно не хватает, – подумав с минуту, девушка достала из настенного шкафчика три пакетика и протянула мне: – Бери. Пусть люди лечатся.

Мне было неудобно смотреть Симе в глаза. В санбате у каждой сестры или санитарки имелся жених или «муж», называйте, как хотите. Тех, кто посмазливее, прибрало к рукам начальство. Сима, простая девчонка лет девятнадцати, стояла как бы особняком. К ней тоже пыталось подкатиться и начальство, и раненые, но она решительно отклоняла все попытки к сближению.

Зная это, я не делал попыток ухаживать за девушкой. Но в этот день почувствовал, что она относилась ко мне немного по-другому, чем к остальным. Но это уже не имело значения. После визита к Зине, с ее дурацким «би-би» и необходимостью доставать, покупать ворованные продукты, выпрашивать аспирин непонятно для кого, я и думать не мог о каких-то отношениях с Симой.

С Жорой я не пошел. Он потоптался, затем растерянно проговорил:

– Может, передумаешь? Плохо, что ли, время провели?

– Нет, – упрямо мотал я головой.

– Ну, тогда я девкам скажу, что у тебя осложнение.

– Лучше скажи, что сахар воровать испугался. Трусливый, мол, парень, вот я его и не взял.

Жорка пожал плечами и отправился на свидание один. А вскоре произошло сразу несколько событий. И плохих, и хороших, после которых я заторопился с выпиской.

Внезапно умер Костя Пронин. У него шло заражение глазницы. Перевозить по бездорожью в госпиталь не рисковали, он бы не вынес тряски. Когда решили, стало поздно, и Костя умер в изоляторе, где находились двое таких же бедолаг. Я просил Симу, чтобы она сообщила мне о времени похорон.

Но Костю, как и других умерших от ран, похоронили рано утром, когда мы спали. Существовал такой порядок – делать это незаметно, чтобы не травмировать раненых и контуженых. Ведь у нас все с ранениями головы лежали. Припадки случались, некоторые то ли свихивались, то ли притворялись. Лишь через день Сима проводила меня к деревянной пирамидке, под которой лежал мой приятель.

– Костя хоть не сильно перед смертью мучился? – спросил я.

– Он последние сутки в сознание не приходил, – коротко ответила санитарка.

Мы еще немного постояли перед деревянной пирамидкой и пошли в свою палатку. О чем было еще говорить?

Приезжали представители из политотдела дивизии, другие политработники. В том числе наш упитанный комиссар полка. Вручали награды. В нашей палатке получил медаль «За отвагу» старшина-танкист и я – «За боевые заслуги».