Я буду долго гнать велосипед…

Наслаждаясь ветром резким,
Допоздна по вечерам
Я брожу, брожу по сельским
Белым в сумраке холмам.
Взгляд блуждает по дремотным,
По холодным небесам,
Слух внимает мимолетным,
Приглушенным голосам.
По родному захолустью
В тощих северных лесах
Не бродил я прежде с грустью,
Со слезами на глазах.
Было все – любовь и радость,
Счастье грезилось окрест.
Было все – покой и святость
Невеселых наших мест…
Я брожу… Я слышу пенье…
И в прокуренной груди
Снова слышу я волненье:
Что же, что же впереди?

[1966]

«Окошко. Стол. Половики…»

Окошко. Стол. Половики.
В окошке – вид реки…
Черны мои черновики,
Чисты чистовики.

За часом час уходит прочь,
Мелькает свет и тень.
Звезда над речкой – значит, ночь.
А солнце – значит, день.

Но я забуду ночь реки,
Забуду день реки:
Мне спать велят чистовики,
Вставать – черновики.

[1966]

Журавли

Меж болотных стволов красовался восток
огнеликий…
Вот наступит октябрь – и покажутся вдруг
журавли!
И разбудят меня, позовут журавлиные клики
Над моим чердаком, над болотом, забытым
вдали…
Широко по Руси предназначенный срок
увяданья
Возвещают они, как сказание древних страниц.
Все, что есть на душе, до конца выражает
рыданье
И высокий полет этих гордых
прославленных птиц.
Широко на Руси машут птицам согласные руки.
И забытость болот, и утраты знобящих полей —
Это выразят все, как сказанье, небесные звуки,
Далеко разгласит улетающий плач
журавлей…
Вот летят, вот летят… Отворите скорее
ворота!
Выходите скорей, чтоб взглянуть на
любимцев своих!
Вот замолкли – и вновь сиротеет душа
и природа
Оттого, что – молчи! – так никто уж
не выразит их…

[1965]

На вокзале

Закатилось солнце за вагоны.
Вот еще один безвестный день,
Торопливый, радостный, зеленый,
Отошел в таинственную сень…

Кто-то странный (видимо, не веря,
Что поэт из бронзы, неживой)
Постоял у памятника в сквере,
Позвенел о бронзу головой,

Посмотрел на надпись с недоверьем
И ушел, посвистывая, прочь…
И опять родимую деревню
Вижу я: избушки и деревья,
Словно в омут, канувшие в ночь.

За старинный плеск ее паромный,
За ее пустынные стога
Я готов безропотно и скромно
Умереть от выстрела врага…

О вине подумаю, о хлебе,
О птенцах, собравшихся в полет,
О земле подумаю, о небе
И о том, что все это пройдет.

И о том подумаю, что все же
Нас кому-то очень будет жаль,
И опять, веселый и хороший,
Я умчусь в неведомую даль!..

[1965]

Промчалась твоя пора!