Я буду любить тебя вечно

– Да ешь на здоровье! Тебе даже… идет! В тебе есть какая-то сила. Сила жизни, вот! – выпалил он и смутился.

А Зоя, посмотрев на него абсолютно серьезно, кивнула:

– Да. Сила есть. Сила жизни. И еще – вот! – Она закатала рукав кофточки и напрягла руку. Кивнула на крепкий бугорок на плече: – Видишь? Вот то-то! Если чего, могу и в глаз.

И они рассмеялись.

Предложение Александр сделал через года полтора, поняв, что жить без нее он, в общем-то, не хочет. Привык к ней. С ней было спокойно, хорошо, уверенно как-то. Она не терзала его, как Тася. Впрочем, терзала Тася в первую очередь себя. Именно себя.

С Тасей было тревожно – всегда тревожно. Это придавало какой-то острый вкус их отношениям, но этот вкус был и горьким, и беспощадно-обреченным, что ли.

* * *

После его предложения Зоя не кокетничала, сразу кивнула:

– Ну слава богу, сподобился. А я уже почти потеряла надежду!

С чувством юмора у нее было прекрасно.

– Я люблю тебя и, конечно, согласна! Я хочу родить тебе двоих-троих детишек. Или четверых! Что, испугался? – засмеялась Зоя.

– А потянем? – улыбнулся Александр. – Вот я сомневаюсь. В себе сомневаюсь, не в тебе.

– Ну я же буду с тобой! – легко ответила она.

И в эту минуту он понял – она будем с ним, да. Всегда, в любых обстоятельствах. При любых, как говорится, раскладах. И никогда не стушуется, никогда не дрогнет, никогда не предаст.

Собственно, так и было всю их долгую и совсем непростую семейную жизнь.

Он терялся – она держалась. Он хныкал – она успокаивала. Он впадал в панику – она была кремень. Всегда. Успокаивала, поддерживала, утешала. Не ныла, ничего не требовала. Ее все устраивало – отсутствие денег, когда он потерял работу и не мог устроиться почти два года. Сказала – так, значит, так. Не война – проживем. Взяла полторы ставки, крутилась как могла. Бегала к старушке в соседний подъезд – готовила, прибиралась, – и это после работы. Платила ей дочка старушки – хорошо платила. Сначала. А потом деньги кончились – муж ушел, что ли? И тогда Зоя продолжала ходить к старушке бесплатно. «А как я теперь ее брошу? Она же привыкла ко мне! Да и что тут такого – забежать в соседний подъезд подмести, постирать и сварить суп?»

Александру было стыдно. Очень стыдно. Но понимал: как она сказала, так и будет. И бабульку она не оставит, не бросит – сколько ты ни пыли.

Ни троих, ни четверых детей не получилось. Получился один. «Зато какой!» – говорила Зоя.

Илья, сын, и вправду был удачный. Хорошо учился, много читал, занимался в кружках, бегал «на спорт». И везде были успехи. Никто и не удивился, когда он легко, без запинки, прошел в Бауманку. А конкурс там был ого-го!

Женился рано, на втором курсе, на девочке-болгарке. Пенка, так смешно звали невесту, вполне соответствовала своему имени – «камень», «скала». Смешная и очень серьезная девица. Впрочем, другие там не учились – все фанаты, все умники, все будущие светила, почти гении.

Она была, пожалуй, еще серьезнее их серьезного сына. Умница невероятная! Два года сын с женой жили вместе с ними. И ни одного скандала! Зоя поставила сразу, обозначив границы:

– Вы только учитесь! А я справлюсь со всем. Мне к хозяйству не привыкать.

Закончив институт, Пенка быстро защитилась и стала публиковать научные работы. А в конце девяностых, когда в стране был полный и безнадежный бардак, получила приглашение в Массачусетский технический университет. Илью, конечно же, пригласили тоже. И все-таки «паровозом» была Пенка.

Да и сам Илья говорил:

– Она куда способнее меня, пап! Честное слово!

И кажется, был от этого счастлив. Что это – отсутствие честолюбия? Да нет, вряд ли. Просто он любил жену, восхищался ею, гордился.

* * *

Дети уехали, и дом опустел. Через пару лет начали звать к себе. Но Александр с Зоей отказались – здесь их дом, здесь могилы родителей.

– Здесь Москва, театры, наша деревня, любимый дом, лес, сад. Посадки и мой огород! Да-да! Что вы смеетесь? – сердилась жена. – Я человек деревенский, и меня все еще тянет к земле.

Сын горячо спорил с матерью:

– Что, здесь нет лесов? Озер или рек нет? Березок и елок? Здесь всего этого навалом, мам! Ты только присмотрись! А ты не хочешь, я вижу! Здесь мы, твои дети. В конце концов, твои внуки! Тебе что важнее? Все мы или, прости, деревенский погост?

Зоя не обижалась – она вообще никогда не обижалась.

И тихо ответила:

– Мне, Илюшенька, все важно! И вы. И погост. Здесь все мое. А там, у вас, все… чужое. Вот уйду – заберете отца. Он-то поедет! Он не так строптив, как твоя глупая мать!

Александру нравилась Америка – богатая, чистая, красивая, доброжелательная. А главное – очень удобная! Для жизни удобная, для человека. Когда гостили у детей, он все время думал: «И почему у нас так не могут?» Вечный вопрос.

Пару раз он попробовал начать с Зоей разговор об отъезде. Она отвечала коротко и твердо: