… Сквозь сон я чувствую нежное прикосновение теплых губ к оголенной лопатке и улыбаюсь, вспоминая вчерашнюю ночь. По телу моментально пробегает приятная дрожь, а легкая дорожка обжигающих поцелуев по позвоночнику только добавляет приятных впечатлений.
Тело начинает жить своей жизнью, и я выгибаюсь, словно кошка, умоляющая любимого хозяина еще немного ее поласкать. Тихий смешок над ухом и легкий шлепок по ягодице дают понять, что я все еще желанна для него.
Развернувшись, зарываюсь пальцами в его волосы и тяну на себя. Мне до одури хочется ощутить вкус его губ, почувствовать жар его рук, жадно ласкающих мое тело.
И я ощущаю все сполна.
Он отдается мне целиком, дарит свою любовь и безмолвное обещание прекрасного будущего.
— Доброе утро, родная моя. — Бархатный голос вызывает легкую дрожь в теле снова и снова, заставляя счастливо улыбаться. — Ванна там, жду тебя на кухне.
Накинув на себя халат, Женя покидает просторную комнату, оставляя меня одну на огромной кровати в легком замешательстве. Как я оказалась тут, решаю не думать вовсе, иначе придется прокручивать в памяти весь вчерашний вечер и снова чувствовать жар в низу живота. А ведь только все было.
Медленно приподнимаюсь на локтях и жадным взглядом начинаю изучать обстановку. Признаться честно, выглядит вполне впечатляюще. Огромная кровать в центре, та самая, на которой я до сих пор сижу по-турецки, прикрываясь одеялом, по бокам от нее небольшие черные матовые тумбы. Слева от меня совершенно пустая и ничем не примечательная стена, справа — окно с плотной синей шторой. Напротив кровати встроенный шкаф без зеркал, что меня удивляет. Рядом совсем не примечательная дверь, а за ней, видимо, ванная комната.
Недолго думая, закутываюсь в одеяло, спешу именно туда и не ошибаюсь. Стоя под горячими каплями воды, я улыбаюсь, как ребенок, которому вручили любимую шоколадку. Мне безумно понравилась наша страстная ночь и не менее страстное утро. Хочется верить, что все слова, что он шептал в порыве страсти, чистая правда. Здесь и сейчас я решаю жить настоящим, поэтому быстро принимаю душ и собираюсь на выход. У меня нет желания терять драгоценные минуты, не зная, сколько их в запасе.
Наверное, это какое-то безумие, но я хочу быть с ним как можно больше.
Выходя из ванной и наматывая на голове тюрбан из белоснежного полотенца, я медленно подхожу к кровати, чтобы взять Женину рубашку, в которой он был вчера, и замираю, подняв голову. Над мягким изголовьем, обитом темной кожей, висит картина, выполненная масляными красками. Эта работа принадлежит известному английскому художнику, работающему в стиле «ню». В прошлом году я была на его выставке в Милане и осталась под приятным впечатлением. Неужели и Женя там был, но мы не встретились?! Дыхание замирает, а губы открываются буквой «о», в принципе, и звук исходит тот же. Картина, выполненная в черно-белых тонах, очень сильно напоминает фото, случайно сделанное больше десяти лет назад.
Тогда стоял жаркий летний день, начало июня. Мы, как обычно, проводили время в гараже. Он работал, а я училась за двоих, но в какой-то момент все пошло не так. Мы начали дурачиться и каким-то образом добрались до фотоаппарата, сделали множество снимков и, кажется, что все они у него есть. Щеки покрываются алым румянцем, когда я вспоминаю его взгляд. Он смотрел на меня, не моргая, а в его глазах была безумная одержимость мной. Именно тогда я почувствовала, что, что бы ни произошло, он ни за что меня не отпустит.
И лишь спустя полчаса, когда я, лежа на старом диване, потягивалась, он сделал эту самую фотографию, что сейчас красуется в тонкой черной раме над изголовьем его кровати. Стройная фигура девушки с маленькими родинками, тянущимися цепочкой от упругой груди к бедрам, принадлежит мне.
Встряхиваю головой, прогоняя нахлынувшие воспоминания, и быстро набрасываю на себя Женину рубашку. Она все еще пахнет им. Древесный аромат с нотками цитруса обволакивает мое уставшее от изнурительного ночного и утреннего рандеву тело и дарит маленькую надежду, что я поступаю правильно, оставаясь сейчас здесь.
— Завтрак готов? — произношу, тихо подкрадываясь к нему со спины и прижимаюсь губами к углублению между лопаток. Я так часто делала раньше, только тогда он стоял не у плиты, а у открытого капота очередного пригнанного на ремонт автомобиля.
— Почти, — смеясь, произносит Женя, все так же продолжая орудовать лопаткой в сковороде и не поворачиваясь ко мне лицом. — Сырники, твои любимые.
Сказать, что я удивлена, — ничего не сказать. Логично, что он до сих пор помнит о моей сверхлюбви к столь чудесному творожному блюду, но никак не логично то, что он это готовит. Женя не то что не любил готовить, он просто особо не умел это делать. Хотя прошло столько времени, жизнь нас здорово потрепала, и, возможно, ему пришлось научиться орудовать кухонной утварью.
— М-м, как вкусно пахнет, — произношу елейным голосом, садясь на барный стул и бессовестно закидывая ноги на соседний.