Я буду любить тебя вечно

Пришла очередь «брасса», а затем он, уже почти не воспринимая окружающее, только еле бродил по пояс в воде, пытаясь совершать подобия движений пловца.

Димка неумолимо вел отсчет времени, которое вдруг застыло на месте.

- Одна минута пять секунд, - громко считал он, делая интервалы длиной в вечность, - одна минута десять секунд. - У Вовки в груди словно замерзло сердце, любое движение было сопряжено с болью, - одна минута тридцать пять секунд, - слезились глаза, потерялась резкость восприятия, посиневшее тело била крупная дрожь, мыслей не было - только мучительное желание тепла, - две минуты пять секунд, - словно сквозь вату слышал он чужой отсчет и тут ногу свело судорогой. Это было подобно тому, как будто ему стали безжалостно выворачивать ногу, лишая последних сил для сопротивления. От нестерпимой боли он опустился вниз, на колени, и вода стала доставать ему до подбородка. Свинцового цвета вода была маняще близка, и словно затягивала в себя. Но боль на мгновение заставила забыть о холоде, и он невероятным усилием поднялся, и слегка запрыгал на одной ноге, стараясь превозмочь боль.

- Пять минут! Ты что, оглох, Вовка?! Немедленно вылезай! - до его сознания дошел истеричный девичий крик. Он потерял равновесие и вновь плюхнулся в воду, уже на четвереньках волоча за собой предательски непослушную, враждебно отдающую болью ногу.

Кое-как выбрался на берег. Кто-то помог ему подняться и начал чем-то растирать тело, было очень больно. Зрение никак не восстанавливалось, все двоилось и троилось.

- Растирайся сам, - услышал он, - так быстрей согреешься. - В его руку сунули мягкую белую мокрую тряпку. Постепенно Вовка стал приходить в себя, и сразу заработала мысль - надо восстановить кровообращение. Он сделал несколько неуверенных шагов, припадая на больную ногу, затем пошел все энергичнее и, наконец, побежал. Сделав кружок в пару километров по почти пустынному пляжу, дав пищу для разговора заблудившимся парочкам, все же заставил кровь энергичней бежать по сосудам, вернув телу силу, вернулся к Сидоркину за одеждой. Ни на кого не обращая внимания, сбросил мокрые трусы и натянул на слегка подсохшее тело одежду. Стало тепло и уютно.

- Даже насморк пропал! - первым делом констатировал он сам себе, и только тогда стал воспринимать окружающую обстановку. Вроде все было на месте, как и несколько минут назад, когда он отважно бросился в ледяные воды Днепра, за исключением Лены и Димы.

- А где народ? - спросил он у дружелюбно улыбающегося Сидоркина.

- Пошел в кино. Когда ты там чуть было не стал пускать пузыри, Ленка набросилась на Димку, чтобы тот прекратил это безобразие. Тот поставил свой ультиматум, - пригласил в кино. Она согласилась. Пока ты занимался гимнастикой, они благополучно отчалили, оставив меня с одеждой.

- Разве я пробыл в воде не все пять минут? - хмуро спросил Вовка.

- Нет, только три с половиной. Но ты все равно герой, хотя и дурак, - заулыбался Сидоркин.

- Это почему же? - недружелюбно спросил Вовка.

- Ты в мерзлой воде бултыхался, перед ней выпендривался, а Димка раз-два - и в «дамках». За тебя будет целоваться с Ленкой после кино. Вот такая жизнь, Белобрывцев. Позолоти ручку, бархатный!

- Спасибо, профессор за науку, но в кино тебя тянуть не буду. Пойду домой переодеваться.

***

- Лена, иди сюда - здесь все наши! - Елена Федоровна обернулась и увидела небольшую группу бывших одноклассников.

- Со мной будет шесть, - подумала она, подходя поближе. Время наложило свой отпечаток на всех, посеребрило виски, сделало редкими и волосы. Димка, в прошлом спортсмен, округлился, обзавелся солидным брюшком и вторым подбородком. Вася Сидоркин облысел, обзавелся очками с толстыми линзами.

«Впрочем, и я лучше не стала за тридцать лет после окончания школы. Время - безжалостный кредитор, неумолимо взимающий проценты за прожитые годы. За все приходится платить: за горе и радость, за ошибки и достижения, за лишние пирожные и необдуманно сказанное слово», - эти мысли не помешали ей осторожно обходить лужицы от дождика, моросившего с раннего утра. Дождик был косой, а ветер злой и зонтик плохо помогал защититься от их совместных усилий.

Елена Федоровна неуютно чувствовала себя в промокшей кофте и босоножках. Рассматривая состарившиеся лица одноклассников, на которых время оставило свой отпечаток, слушая разговоры, она чувствовала, что, похоже, в их отношениях безвозвратно потеряна та невидимая ниточка, связывающая их в прошлом. И еще она пожалела о том, что пришла сюда, на похороны Володьки Белобрывцева.

«Ничего бы не случилось, если бы я не пришла, - мысленно укоряла она себя. - Может, сослаться на неотложные дела, оставить цветы и удалиться? Хотя дел-то особых нет, некуда спешить, да и не к кому! Возможно, я пришла не только, чтобы попрощаться с одноклассником, а в очередной раз в надежде попробовать что-нибудь изменить в своей судьбе.

Она почувствовала, как кто-то с силой ее обнял и развернул к себе.

- Ленка, ну ты и коровой стала! Хотя и пытаешься держаться! - бесцеремонно басила Надька Фокина, в прошлом ее близкая подружка.