Я буду любить тебя...

Но о ней — и я рад был это слышать — все говорили только хорошее. Когда она появилась, губернатор встал со своего золоченого кресла, чтобы приветствовать ее, велел поставить для нее кресло рядом со своим, и здесь мужчины подходили к ней и кланялись, словно она и в самом деле была принцессой.

Внезапно толпа всколыхнулась и загудела, возвестив о прибытии второго предмета всеобщих восторгов — его милости милорда Карнэла. Он как всегда явился с внушительной свитой, величаво-надменный, роскошно одетый, изумительно красивый. Люди любовались красотой них двоих: королевской воспитанницы и королевского фаворита, переводили взгляды с ее дорогого шелкового платья на его бархатный, отделанный горностаем камзол,

сравнивали ее утонченные придворные манеры с тем развязным высокомерием, которое, по мнению глупцов, отличает истинного избранника судьбы, — и приходили к выводу, что эта пара как нельзя лучше подходит друг другу и что желание короля есть несомненное выражение воли небес.

Я никогда не оценивал человека по внешнему виду, но сейчас вдруг, словно в зеркале, мысленно увидел самого себя — загорелого, покрытого шрамами солдата, знакомого с порядками военного лагеря, но не с обычаями двора, огрубевшего от суровой жизни, не скопившего себе земных богатств и давно распростившегося с юностью. На мгновение сердце мое наполнилось горечью. Но боль прошла, и я еще крепче стиснул спинку кресла, где сидела женщина, на которой я женился. Она моя жена, и я никому ее не отдам.

Сиятельный гость задержался перед губернатором, чтобы сказать ему несколько слов; губернатор встал и почтительно поздоровался. Потом его милость направился в нашу сторону, и толпа зрителей подалась вперед перешептываясь.

Он низко поклонился мистрис Перси и сделал вид, будто собирается пройти дальше, но вместо этого остановился перед нею, держа в руке шляпу и склонив свою красивую голову. Его яркие, обрамленные черной бородкой губы улыбались.

— Когда мы с вами в последний раз присутствовали на игре в шары, леди? — спросил он. — Мне памятен один веселый матч, когда я играл против милорда Бэкингема и на нас, улыбаясь, смотрели прекрасные дамы. Самая прекрасная рассмеялась и повязала мне на руку свою ленту.

Леди, к которой он обращался, неподвижно сидела в своем кресле, сложив руки на коленях и невозмутимо глядя ему в лицо.

— Тогда, милорд, я вас еще не знала, — ответила она тихим, нежным голосом. — Знай я вас так, как знаю теперь, я бы отрубила себе руку, прежде чем подарить свою ленту… — Тут она сделала паузу.

— Кому? — тотчас подхватил он.

— Трусу, милорд, — отчетливо проговорила она.

Рука фаворита потянулась к эфесу шпаги, как будто его собеседница была мужчиной. Она же откинулась на спинку кресла и смотрела на него, улыбаясь.

Наконец он заговорил вновь — медленно и нарочито многозначительно:

— В тот раз я победил. Я одержу победу и в этот раз, вот увидите, леди… леди Джослин Ли!

Я отпустил спинку ее кресла и шагнул вперед.

— Вы разговариваете с моей женой, милорд Карнэл, — сказал я холодно. — Извольте обратиться к ней подобающим образом. Я жду.

Ролф поднялся с земли и встал рядом со мною. Джереми Спэрроу бесцеремонно протолкался между членами Совета колонии и депутатами Палаты и тоже занял место подле меня. Губернатор настороженно выпрямился в своем золоченом кресле, а в толпе воцарилась мертвая тишина.

— Я жду, милорд, — повторил я.

Он мгновенно поменял тон и опять надел личину искренности и простодушия.

— Это была всего лишь оговорка! — воскликнул он, показывая в улыбке свои белые зубы. — Оговорка вполне естественная — ведь я столь часто обращался к этой даме именно так, когда ни она, ни я еще не имели удовольствия знать вас, капитан Перси.

Он вновь повернулся к ней и поклонился так низко, что перо на его шляпе коснулось земли.

— В тот раз я победил, — повторил он. — Я одержу победу и в этот раз — вот увидите… мистрис Перси.

И он прошествовал дальше к креслу, которое было поставлено специально для него.

Игра началась. Одну команду должен был возглавить я, другую — молодой Клемент. В последний момент он подошел ко мне и с унылым видом сказал:

— Я выхожу из игры, капитан Перси. Милорд попросил меня уступить ему мое место. Видите ли, когда вчера на охоте на меня бросился матерый олень, милорд Карнэл встал на его пути и всадил в него нож. Если бы не он, мне, наверное, пришел бы конец, так что, сами понимаете, теперь я никак не могу ему отказать. Ах, черт, какое невезенье! Дороти Гукин пришла посмотреть на матч, а я не играю!

Милорд и я выступили вперед, держа в руке по самшитовому шару, и посмотрели на губернатора.

— Первым бросает милорд Карнэл, как подобает его высокому званию, — рассудил губернатор.

Карнэл наклонился и бросил шар. Тот быстро покатился по траве и остановился в двух-трех дюймах от шарика-мишени. Затем свой шар бросил я.

— Оба шара равно близки к мишени, — крикнул мастер Мэкок, объявляя мнение судей.