— Обыкновенный трюк, — возразил он с громоподобным смехом. — Это умение не раз мне помогало. Здесь, в Виргинии, этого не знают, но до того, как услышать глас Божий, призвавший меня спасать бедные неразумные души, я был актером. Помню, однажды я играл призрак отца Гамлета в пьесе Уильяма Шекспира, и тогда, уж будьте уверены, мой голос шел из самых глубин подвала! Я нагнал такого страху на актеров и зрителей, что они решили, что имеют дело с колдовством, а у Бербеджа
[96]в самом деле затряслись коленки! Однако сейчас я хочу сказать о другом. Бросив тот камень, я потихоньку приблизился к дому губернатора и заглянул в окно. Губернатор уже получил письма Компании, и теперь он и все члены Совета, за исключением этого греховодника Пори, сидят и барабанят пальцами по столу.— А Ролф тоже там? — спросил я.
— Да. Когда я подошел, он как раз говорил, думаю, защищал вас, хотя слов я не слышал. Все слушали и отрицательно качали головами.
— Утром мы узнаем их решение, — сказал я. — А сейчас честным людям лучше всего быть дома, в постелях, тем более что погода все больше портится. Доброй ночи тебе, Нантокуас. Когда ты закончишь укрощение своей пумы?
— Сейчас конец осени, — ответил индеец. — Когда настанет месяц цветения, пума будет покорно лежать у ног прекрасной леди.
— Месяц цветения! — воскликнул я. — До месяца цветения еще далеко. До тех пор мне самому надо укротить немало пум. Знаете, мастер Спэрроу, в такую шальную ночь в голову лезут всякие шальные мысли. Послушаешь, как свистит ветер и шумит река, поглядишь на эти летящие по небу тучи, и невольно подумаешь: а доживем ли мы до месяца цветения?
Тут я замолчал и мысленно посмеялся над своей слабостью, потом сказал:
— Вообще-то солдату нечасто приходят мысли о смерти. Идите спать, ваше преподобие. Еще раз доброй ночи, Нантокуас, и желаю тебе благополучно укротить твою пуму!
Я долго ходил взад и вперед по просторной гостиной пастора, временами останавливаясь у окна и глядя на сгущающиеся тучи и клонящиеся под ветром деревья. Иногда я разговаривал с женой — она сидела, сложив руки на коленях и откинув голову на спинку стула, который я поставил для нее перед камином. Лицо ее было бледно и недвижно, большие темные глаза широко раскрыты. Мы ждали, сами не зная чего, просто свет в доме губернатора все не гас, а покуда он горел, мы не могли лечь спать.
Время шло. В трубе завыл ветер, и я подбросил в топку дров. Теперь уже весь город был объят тьмою, только вдалеке, в доме губернатора, точно злая звезда, блестел негаснущий свет.
Ветер дул порывами, и во время затишья в комнате становилось так тихо, что звук моих шагов, стук уголька, выпавшего из камина, шелест сухих вьюнков за окном поражали слух, словно удары грома.
Внезапно жена моя настороженно подалась вперед.
— За дверью кто-то стоит, — сказала она.
Кто-то навалился снаружи на дверь, щеколда приподнялась. Войдя в дом, я закрыл дверь на засовы.
— Кто там? — спросил я, подойдя к ней ближе.
— Это я, Дикон, сэр, — послышался приглушенный голос. — Ради вашей жены впустите меня и позвольте с вами поговорить.
Я открыл дверь, и он переступил порог. Я не видел его с той самой ночи, когда он попытался меня убить, но слышал, что он живет во владениях капитана Джона Мартина, известного своим буйным нравом и всегдашней готовностью давать приют преступникам и несостоятельным должникам.
— Какое у тебя ко мне дело, любезный? — холодно осведомился я.
Он стоял потупившись и мял в руках свою шапку. Входя, он бросил короткий взгляд на мистрис Перси, но не на меня, а когда заговорил, в его голосе зазвучала прежняя бравада.
— Я у вас больше не служу, — сказал он и с вызовом вскинул голову, — но надеюсь, один христианин вправе предупредить другого. Здесь вот-вот будет начальник городской стражи с дюжиной своих людей.
— Откуда ты это знаешь?
— Я стоял в тени губернаторского дома, когда пастор попытался подслушать, о чем у них речь, да не сумел. Когда он ушел, я подтянулся, залез на карниз и ножом просверлил в ставне дырку, через которую все было слышно. Губернатор и члены Совета сидели за столом, на котором лежали письма Компании. Я слышал, как их зачитывали. Прошение сэра Джорджа Ирдли об отставке с поста губернатора Виргинии удовлетворено, но он должен оставаться в этой должности до прибытия нового губернатора, сэра Фрэнсиса Уайетта.